— А мне имя выбрал старший брат. Мама была беременна, когда пошла с десятилетним Кевином на первую часть «Звездных войн». Он сразу же влюбился в принцессу Лею с ее косичками-ватрушками, да и мамочку фильм привел в совершеннейший восторг. Поэтому, когда я родилась, Кевин уговорил родителей назвать меня в честь Керри Фишер. О том, что она алкоголичка и наркоманка, им стало известно гораздо позднее.

Эрику пришло в голову, что стремление называть детей именами актеров и актрис не делает чести никому — даже родственникам Керри. Впрочем, с десятилетнего мальчишки взятки гладки.

— Так это ваш брат — тот самый силач Кевин, который одной левой перетаскивает тяжести?

— Да, — лицо Керри засветилось гордостью и обожанием, — он действительно силач. Знаете, согласно теории древнего историка Гальфрида Монмутского, история английского Стоунхенджа связана с ирландскими великанами. Якобы это они, по совету великого Мерлина, перетащили туда гигантские камни и побросали как попало. Когда я смотрю на Кевина, мне кажется, что в этом предании говорится о нем. Кевин высоченный, рыжеволосый и очень красивый. А какой он умница! Он ведь тоже преподает у нас, в Бентли.

— Он филолог или историк?

— О нет, он химик-органик, его специализация — биополимеры. И кстати, это он подарил мне ноутбук на двадцатипятилетие. Кевин — просто чудо. Самый замечательный брат на свете.

Теперь понятно, подумал Эрик, что может вывести ее из состояния спячки: упоминание о брате. Надо же, как возбудилась! Не приведи бог сказать о нем что-нибудь негативное — с кулаками бросится. И еще: поскольку подарок Кевина явно свеженький, можно сделать определенный вывод о возрасте Керри. Она младше Ланы, хотя они и учились вместе.

— А вы, Керри, уже начали преподавать?

— Веду семинары на втором и третьем курсах. Эрик покивал.

— Мне однажды предложили прочитать цикл лекций о латиноамериканской литературе в университете Оттавы.

— И что же?

— Отказался… Меня это не привлекает — так же как вас журналистика. Видите ли, я по своей природе не публичный человек. Мне нравится сидеть дома и копаться в книгах, а разглагольствовать перед аудиторией я просто не умею. Лекции же нельзя сначала записать, а потом зачитать вслух. Тут надо импровизировать по некоей канве, не теряя нити повествования, увлекать своей речью слушателей…

Я так не смогу. Да и что нового я сообщу об испаноязычной литературе? О ней уже все сказано и написано — причем людьми куда более умными и сведущими, нежели я.

Керри смотрела на Эрика с любопытством:

— Вы самокритичны. Раз вас пригласили, значит, полагали, вы все-таки можете сообщить нечто новое. Потом, вы же постоянно пишете. И говорите очень легко и свободно. Не знаю, не знаю… По-моему, человек, обладающий такими качествами, способен читать лекции. Зря вы отказались.

У нее обо всем собственное мнение, заключил Эрик, причем весьма категоричное.

— А какова тема вашей диссертации?

— Тема сама по себе вам ничего не скажет, но там говорится обо всем на свете: персонажах кельтской мифологии, руническом алфавите, институте друидов — и все это увязано в один узел.

— Занятно… Видите этот красный знак слева?

— Вижу. Что он означает?

— Что мы уже въехали на Принс-Эдуард-Каунти. Минут через двадцать будем на месте. Правда, не стану обещать, что сразу после разгрузки вещей вы сможете начать полноценный отдых: вначале надо расконсервировать дом. Там два месяца никто не жил.

— Ничего, Эрик, я вам помогу. Если вы сориентируете меня на кухне и покажете, где что лежит, я быстренько приготовлю что-нибудь на скорую руку.