– Где я?

– Ох и любопытный ты казах. – Человек рассмеялся. – Спи. Сил набирайся. Потом все расскажу.

Муха снова попыталась сесть на повязку, но ее тут же прогнал взмах руки.

– Ты тут откуда!? А ну кыш! Рано ему помирать! Пошла, пошла!

Мужчина схватил какую-то тряпку и начал гоняться за насекомым. По древнему казахскому поверию, душа, покидая тело больного, находится рядом в образе мухи, и если не прогнать ее из жилища, больной умрет.

Не подозревая о человеческих обычаях, насекомое оценило угрозу своей жизни и устремилось на свет в дверном проеме.

– Вот так! – довольно заметил мужчина. – Придет еще твое время. А пока рано.

Он повернулся к Шалу.

– Отдыхай, казах.

Тот послушно закрыл глаза.

* * *

Опущенное по плечи в воду тело корчилось в сильных судорогах, пытаясь сбросить сидящего на нем человека и поднять голову. Но тот пресекал все попытки, упираясь коленом в спину и крепко держа за волосы. Движения постепенно затихали и вскоре прекратились совсем. Запахло мочой. Человек брезгливо сморщился и поднялся.

– У, шошка. Даже подохнуть не смог как мужчина!

Схватив покойника за ноги, он сбросил того в воду, и некоторое время наблюдал, как тело, увлекаемое мутным потоком Таласа, периодически скрывается на глубине и снова показывается на поверхности…

* * *

Солнечный луч коснулся шанырака и осветил внутреннее убранство юрты. Шал проснулся, следуя позывам мочевого пузыря, и попытался подняться, что удалось ему с трудом. Опираясь на здоровую руку, он сел, подождав, пока пройдет головокружение, осторожно встал и, пошатываясь, направился к двери.

Степь встретила его смешанным ароматом клевера и жусана, из очага – саксаула, и веселым щебетаньем воробьев. Зажмурившись от яркого утреннего солнца, позабыв о естественном зове организма, он несколько минут стоял, вцепившись в створку двери и вдыхая запах простора, так похожего на дыхание свободы. Казалось, с каждой струей легкого и упругого воздуха, принесенной ветром с южных гор, в него вливаются живительные силы родной земли, и боль, поселившаяся в левой руке, уходит.

Откуда-то выскочила собачонка и залилась яростным лаем, следом послышался знакомый голос.

– А ну прекрати! Расшумелась мне тут. Больного разбудишь.

Заметив Шала, мужчина удивился.

– Ой, бай! Ты чего встал? Лежать тебе надо.

– Отлить хочу, – больной поморщился.

– А-а-а! Понятно. Дойдешь?

– Да.

– Молодец, казах. Выглядишь уже более живым, чем вчера. Ну, иди. Ко мне, Ит! – мужчина похлопал себя по ноге. – Не мешай.

Собака, виляя хвостом и уже забыв о незнакомце, послушно затрусила к хозяину. Шал, опираясь о стену юрты, двинулся дальше.

Вернувшись, стал осматриваться вокруг. На пологом склоне неглубокой балки, по дну которой протекал ручей, стояли три юрты, две большего размера и одна маленькая, откуда он и вышел. Не заметив сразу, только сейчас разглядел, что над входом его временного убежища на шесте покачивался череп лошади, выбеленный солнцем. Оберег. Но от чего?

Рядом с юртами располагался очаг, окруженный большими камнями, а неказистый навес из кривых веток карагача и соломы скрывал в тени донгелек – низкий круглый стол, у которого лежали разноцветные покрывала – корпе. Чуть в стороне небольшая кошара с баранами, откуда молодой парнишка выгнал отару на выпас, рядом – загон с лошадьми, среди которых он разглядел и Сабыра. Тот почуял хозяина и приветственно заржал. Шал улыбнулся и махнул ему здоровой рукой.

Снова откуда-то появилась собака, и за ней тот же мужчина, одетый в халат и синие штаны свободного покроя.