|
Такие люди существовали всегда, и вплоть до нынешних ужасных времен никто не называл их ведьмами. Но теперь суеверие охватило всю Европу, и если раньше людей убеждали, что человек не способен общаться с бесами, то теперь сама церковь верит в подобные вещи и разыскивает ведьм по всем городам и селениям. Девочка вновь промолчала, но мне показалось, что лицо ее сделалось менее устрашающим, словно мои слова растопили копившийся внутри ребенка гнев. И вновь я прочел в ее взгляде недоумение и удивление. Я рассказал ей, что принадлежу к ордену добрых людей, которые не хотят причинять зло или сжигать таких знахарок, как ее мать. Я говорил, что привезу ее в Обитель, где отнюдь не жалуют охотников на ведьм. — Мы поедем не в Швейцарию, как я сказал там, в твоей деревне, а в Амстердам. Ты когда-нибудь слышала о нем? Это поистине великолепный город. Казалось, что к Деборе вновь вернулась прежняя холодность. Слабая усмешка тронула ее губы, и она прошептала по-английски: — Значит, ты не богослов. Ты лжец! Я моментально подскочил к ней и взял ее за руку. Какое счастье, что она понимала по-английски и знала не только свой малопонятный местный диалект, ибо теперь я мог говорить с ней с большей уверенностью. Я объяснил девочке, что солгал ради ее спасения и что она должна верить в мои добрые намерения. Но она сникла у меня на глазах, словно цветок, закрывший свои лепестки. За весь наступивший день она не сказала мне ни слова, то же повторилось и на следующий день. Правда, теперь она ела самостоятельно и, как мне показалось, постепенно восстанавливала силы. Когда мы добрались до Лондона и заночевали в гостинице, я проснулся от звука ее голоса. Я приподнялся на соломенном матраце, увидел, как она выглядывает из окна, и услышал, как она говорит с сильным шотландским акцентом: — Убирайся от меня, дьявол! Я не желаю тебя больше видеть. Когда Дебора отвернулась от окна, глаза ее блестели от слез. Свет от моей свечи ударял ей прямо в лицо, и в тот момент она казалась совсем взрослой. Дебора ничуть не удивилась, увидев, что я проснулся, ее лицо приобрело знакомое холодное выражение, она легла и повернулась к стене. — И все-таки с кем ты говорила? — спросил я. Она не ответила. Я сел в темноте и начал говорить с девочкой, не зная, слышит она меня или нет. Я сказал, что если она кого-то увидела, будь то призрак или дух, это еще не значит, что она видела дьявола. Кто решится сказать, чем являются эти существа? Я умолял ее рассказать о матери и о том, почему Сюзанна навлекла на себя обвинения в колдовстве. Теперь я не сомневался, что девочка унаследовала от матери определенные способности. Однако Дебора не откликнулась ни на одну мою просьбу. Я сводил ее в баню и купил ей другое платье. Все это не вызвало у нее ни малейшего интереса. Она холодно взирала на толпы людей и проезжавшие кареты. Желая поскорее покинуть Лондон и вернуться на родину, я сменил наряд богослова на голландскую одежду, поскольку здесь она скорее могла вызвать уважение и готовность оказать мне услугу. Но перемена в моем облике привела Дебору в состояние мрачного веселья, и она вновь окинула меня насмешливым взглядом, словно желая показать, что не сомневается в наличии у меня непристойных устремлений. |
