|
— Объясни, что это значит! Я видел тебя, Лэшер, так же ясно, как видят ведьмы, и я могу сделать тебя сильным. Но в ответ — только тишина. Я упал на подушку, понимая, что это был самый мощный призрак из всех, каких я до этого встречал. До сих пор ни один из них не был таким сильным и так явственно видимым. И слова, произнесенные этим дьяволом, не имели никакого отношения к повелению ведьмы. Как мне не хватало в ту минуту моих книг! Ах, если бы они оказались тогда под рукой! И снова перед моим мысленным взором возник каменный круг в Доннелейте. Уверяю тебя, призрак появился в том месте не без причины! Это не просто коварный демон. И не Ариэль, готовый повиноваться волшебной палочке Просперо![8] Я был столь взбудоражен, что вновь прибегнул к помощи вина в надежде, что оно притупит мою боль. Вот так, Стефан, прошел мой первый день плена и несчастий. Я досконально изучил свое небольшое жилище. Столь же подробно пришлось исследовать и утес, с которого ни одна тропа не спускалась к берегу. Будь у меня в распоряжении даже морской канат, закрепленный на балюстраде, я не сумел бы спуститься с такой крутизны. Но позволь мне продолжить. Шарлотта явилась ко мне где-то около полудня. Увидев вошедших вместе с ней двух горничных-мулаток, я понял, что они отнюдь не были плодом моего воображения, и в холодном молчании следил, как они расставляют по комнате свежие цветы. Женщины принесли мою рубаху, выстиранную и выглаженную, а с ней и другую одежду из более легких тканей, более подходящих для климата этих мест. А еще они доставили большую бадью, протащив ее, словно лодку, по песку под неусыпной охраной двух мускулистых рабов — на тот случай, если бы мне вздумалось бежать. Наполнив бадью горячей водой, они сказали, что я могу выкупаться, когда пожелаю. Я воспользовался предоставленной возможностью, надеясь, наверное, смыть с себя грехи, а затем, когда меня одели в чистое и аккуратно подстригли бороду и усы, сел за стол и слегка подкрепился, не поднимая при этом глаз на Шарлотту, которая одна осталась со мной в комнате. Наконец, отставив в сторону тарелку, я поинтересовался: — И как долго ты намерена держать меня здесь? — Пока не удостоверюсь, что зачала от тебя ребенка, — ответила Шарлотта. — Первые признаки могут проявиться совсем скоро. — Что ж, у тебя была такая возможность, — ответил я, но, не успев даже договорить, снова оказался во власти вожделения прошлой ночи, и перед моим мысленным взором предстала картина, будто я разрываю на ней красивое шелковое платье, высвобождаю ее груди, яростно припадаю к ним и начинаю сосать как младенец. Снова у меня возникла восхитительная мысль, что она распутна и поэтому я могу делать с ней все, что пожелаю, и что я воспользуюсь первой подвернувшейся возможностью насладиться ею. Шарлотта поняла. Нет сомнений, она прочла мои мысли, ибо подошла совсем близко и, пристально глядя мне в глаза, уселась ко мне на колени. Почти невесомая, сладостная ноша. — Порви на мне шелк, если желаешь, — сказала она — Тебе отсюда не выбраться. Поэтому делай в своей тюрьме все, что можешь. Я потянулся к ее горлу, и тут же полетел на пол. Кресло перевернулось. Только это сделала не Шарлотта — она лишь отступила в сторону, чтобы не пострадать. |
