— Пусть Байба идет.

— Почему я, — смутилась Байба. — Лучше кто-нибудь из мальчиков. Ведь у нас равноправие.

— Считай, что это твое комсомольское поручение. — Зайга торопилась все запротоколировать.

— Может быть, в школе можно организовать секцию бокса? Желающих будет хоть отбавляй. И пусть Даумант с ними занимается, — предложила Даце, физорг класса.

— И пусть рисует карикатуры в школьную стенгазету, а не на доске. Надо рассказать учительнице рисования, что у нас появился новый Леонардо да Винчи. Держу пари, Майга Эдуардовна будет в диком восторге, — предложила Анна.

— Ну вот, это уже нечто конкретное, — похвалил ребят учитель. — А сейчас пора по домам. Уже поздно.

— Как, разве Даумант за свои выходки не будет наказан? — возмутилась Зайга. — Публично оскорбить товарища, избить Петериса, который слабее его, — разве это можно допустить? Если бы решать надо было лично мне...

— Вообще ты права, но причины и обстоятельства преступления, уважаемый товарищ прокурор, надо еще тщательно расследовать, поэтому вынесение приговора откладывается, — прервал Зайгу Клав.

* * *

— Даце сегодня плакала, — сообщил за ужином младший братишка. Всполошилась вся большая семья Эрглисов: отец, мать и пятеро

братьев — кто посмел обидеть их любимую Даце? Девочке пришлось все рассказать.

— Чего они к нам пристают? — у нее на глазах снова показались Слезы. — Разве дружить — стыдно?

— Не обращай внимания. — успокаивал старший брат. — Петерис, правда, несколько жидковат, а так парень ничего.

— Летом возьмем его с собой в поход, пусть закаляется, — добавил маленький Марис.

Поздно вечером, когда все уже улеглись, Даце забралась к матери в кровать.

— А вдруг это любовь? — спросила она. — Мне с Петерисом хорошо. Он не похож на других, не кривляется и не смеется каждой глупой шутке. А какие стихи он пишет! Никому не показывает, только мне и своей маме. Что мне теперь делать — прогнать его?

«Выросла дочка». Мать улыбнулась в темноте.

— Дружба — это нежный цветок, за которым надо постоянно ухаживать, который надо беречь. А тот, кто над нею смеется, сам, очевидно, никогда не имел настоящих друзей.

— Петерис тоже так считает, — успокоилась Даце. — Как хорошо, мамочка, что ты такая...

— Какая?

— Добрая и все понимаешь. Другая мать не знаю что бы подумала.

— Ты у меня умная девочка, сама знаешь, что можно, а что нельзя. Мы с папой тебе верим. А теперь марш в свою кровать!

Даце поцеловала мать и, успокоенная, отправилась спать.

* * *

На тренировку Даумант пришел злой. Распухший нос чертовски болел. О том, чтобы заниматься, не могло быть и речи. Хорошо, если заживет до соревнований.

— Что это с тобой? — спросил Хроникер, мальчик, напичканный именами спортсменов и рекордами.

— Было дело!

— Дома или в школе?

— В школе. Дома будет завтра. Боюсь, тренер из группы отчислит. Этого допустить нельзя было ни в косм случае. Без Дауманта, самого ловкого среди них, им грозит полный провал.

— А ты тренеру ничего не рассказывай.

— Есть у нас в классе одна — «борец за правду». Пригрозила притащиться и выложить все мои грехи, начиная с рождения.

— Как она выглядит? Организуем у входа в клуб дежурство и не пустим ее.

— Могу нарисовать.

Несколько штрихов — и портрет Зайти был готов. Хроникер положил вырванный из блокнота листок в нагрудный карман.

— Все будет в порядке, старик, не видать этой Фелиците нашего тренера, как своих ушей.