За стеной жалобно плакал маленький Андритис. У него резались зубы.

* * *

Рейнис Карлович и Байба долго блуждали по темным улочкам Пардаугавы, пока не нашли дом, в котором родители Дауманта снимали квартиру.

Рейниса Карловича приняли как дорогого гостя. На столе поблескивала бутылка лучшего коньяка, вокруг — тарелки со щедрой закуской.

— Не стоило так беспокоиться, Мария, — выговаривал Рейнис Карлович. — На сей раз наша встреча будет не из радостных.

— За стаканчиком и разговор вести проще, — приглашал к столу хозяин.— Спасибо, я уже ела, — отказалась Байба.

— Даумант, пригласи девочку к себе, — посоветовала мать.

В небольшой комнате всего-то и хватало места для двух диванов и стола. Одну стену украшали почетные грамоты, вторую — фотографии боксеров.

— Пожалуйста, мисс, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома! Правда, апартаментами похвастаться не могу, но что делать — таковы обстоятельства. Бедность не порок. Может быть и мы опорожним по стаканчику, чтобы разговор пошел легче?

— На стене твои дипломы? — поинтересовалась Байба.

— Куда мне! Это все Кристапа, старшего брата, он у нас гордость семьи, комсомольский стипендиат, мастер спорта, будущий корифей науки в так далее и тому подобное. Родители гордятся им, как своими боевыми наградами.

— И я бы гордилась таким братом.

— А я вот не горжусь. Отец каждый лень пилит и пилит: Кристап такой, Кристап сякой, а я, мол, в могилу его сведу, а мать только и делает, что плачет. Ну, что я говорил, послушай сама.—Даумант открыл дверь.

— ...С детства в него словно бес вселился...

— Это про меня.

— Ни забора для него высокого нет, ни канавы — широкой. Выбьют, бывало, у соседа окно или сломают яблоню, виноватого и не ищут, прямо ко мне. Пока мал был, выпорю, бывало, до синяков, а с большим что сделаешь? — жаловался отец. — Как-то свалился с дерева и так разбился, что врачи полгода штопали. Думали, присмиреет, да куда там... .

Тут Даумант включил магнитофон на полную мощность.

— Ты чего ко мне притащилась? Кто тебя звал? — закричал он девочке прямо в лицо.

Байба не ответила.

— Ну что вытаращилась и молчишь? Ругай меня, стыди, ведь для этого ты и явилась. Терпеть не могу, когда на меня смотрят телячьими глазами.

— Я лучше пойду. До свидания! — Байба протянула руку. Даумант почувствовал шершавую ладонь и удивленно взглянул на девочку.

— Ты что, дрова пилишь, что ли, руки у тебя какие? — спросил он, разглядывая узкую Байбину ладонь.

— Убираю, стираю, варю, и дров могу напилить, — улыбка, словно лучик солнца, осветила на мгновение лицо девочки и тотчас погасла.

— А я думал, ты такая же маменькина дочка, как остальные и нашем классе.

— Не понимаю я тебя, Даумант. И чего ты кипятишься? У тебя есть родители, которые тебя любят, у тебя замечательный брат, хорошая сестра.

— Замечательного брата я вижу по воскресеньям, и то через раз. Сестра, которая раньше веселой была, молчит, отец все чаще приходит домой пьяным, кричит, ругается. А маму жалко. Ей здорово достается, переживает она. Только в классе об этом ни слова, договорились? Идем, я тебя провожу.

— Не надо. Не такая уж я трусиха.

— Ты нашей окраины не знаешь.

Родители Дауманта и Рейнис Карлович были так заняты обсуждением педагогических проблем, что ухода молодых людей не заметили. Домишки прятались в промозглом ноябрьском тумане. Словно кошачьи глаза, мерцали среди голых деревьев освещенные окна. Потревоженная шагами прохожих, нехотя взлаивала где-то собака. Когда из переулка неожиданно вынырнула группа ребят и окружила их, Байба вздрогнула.