— Он же мертвый, он не кусается…
— Действительно, — сказал» Смыков, раздвинув рукой заросли бдолаха. — Как он может кусаться? Головы то нет.
— Ты, Верка, права оказалась, — скривился Зяблик. — Жмуриков тут хоронить не надо… Сами на нет сходят. Но зато как перед этим выглядят… Тьфу!
— И головы нет, и пальцев. На правой руке. — Смыков преспокойно продолжал осмотр неведомо откуда взявшегося трупа.
— Может, отъел кто нибудь? — высказал свое предположение Зяблик.
— Кто здесь мог их отъесть? Мышки норушки? Разве вы местную живность не видели?
— Мало ли что мы видели… Прилетели стервятники откуда нибудь.
— Стервятники бы первым делом потроха склевали. Вон они, все наружу торчат. И печенка, и селезенка… Хоть анатомию изучай, — авторитетно заявил Смыков.
— Ты, главное, позыркай, нет ли при нем какого нибудь оружия.
— Ничего! — Смыков ногой перевернул мертвое тело, которое тут же развалилось на части, как трухлявая колода. — Ни оружия, ни одежды. Если что и было, так те, кто его убил, все забрали.
— Убили, думаешь? А не мог он сам загнуться, бдолахом обожравшись?
— Нет! Вы, братец мой, сюда посмотрите. Голова отчленена вместе с ключицей, наискосок. Страшной силы удар! А пальцев потому нет, что он рукой прикрывался.
— Башку надо искать, — сказал Зяблик. — По башке определим, кем он был на этом свете.
— Если она тут осталась, то найдем… Так, упал он сюда… Удар, значит, с этой стороны нанесен. Следовательно, искать надо в том направлении. — Смыков взмахом руки очертил примерный район поисков. — Далеко она, конечно, улететь не могла, но метров пять я гарантирую.
Остальные члены ватаги молчали, с почтением прислушиваясь к профессиональному диалогу бывшего убийцы и бывшего сыскаря, только Лилечка продолжала всхлипывать: «Какой ужас, ведь я на него чуть не наступила!»
Отсутствовавшую голову отправились искать всем гамузом, за исключением женщин и Цыпфа, прикованного к месту объятиями не на шутку перепуганной Лилечки. Однако, вопреки прогнозам Смыкова, она не обнаружилась ни в пяти, ни даже в десяти метрах от трупа. Стали высказываться предположения, что, дескать, голову мог унести с собой убийца, пожелавший изготовить из нее памятный сувенир, или что обезглавленный прибежал сюда самостоятельно, совсем как оказавшийся в аналогичной ситуации петух (еще неизвестно, на какие чудеса способен наглотавшийся бдолаха человек).
— Тут она! Нашел! — объявил наконец Зяблик, добравшийся чуть ли не до края плантации.
Подняв за волосы черный, изъеденный молниеносным гниением обрубок, все еще взиравший на мир широко открытыми и на удивление ясными глазами. Зяблик спросил:
— Может, узнает кто?
Общее мнение сошлось на том, что в таком виде этого бедолагу и мать родная не узнает.
Тем не менее Зяблик, утративший брезгливость много лет назад в своем первом следственном изоляторе, продолжал старательно изучать жуткую находку.
— Иди ка сюда, — позвал он Смыкова. — Пощупай.
— Зачем? — Чувствовалось, что Смыкову очень не хочется марать перед обедом руки.
— Нет, ты пощупай, пощупай, — настаивал Зяблик.
— Я и так вижу, — ответил Смыков, неохотно подходя к нему. — Ну и что?
— Это я у тебя хочу спросить — ну и что?
— Обыкновенная шишка, — Смыков прищурился, со всех сторон рассматривая мертвую голову. — Ты что, шишек никогда себе не набивал?
— Какая это шишка? Это рог! Глаза разуй! — нахмурился Зяблик.
— Рога парами растут. А где тогда второй? Нетути…
— Еще не вырос. Рога, как зубы, режутся. Могут сразу оба, а могут поодиночке. |