— Мои цветочки, — заскулил вампир, падая на колени и протягивая руки к лозам, рассыпающимся на его глазах коричнево-алой трухой. В воздухе запахло кровью, лозы уже успели нажраться крови тех, кто жил в доме. — Мои цветочки! — запрокинув голову, Скар отчаянно завыл.

— Не стоило напрашиваться… — Так же тихо произнес Аркат и проклятие ударило по рукам природника. Левая рука вдруг… высохла. Повисла уродливой сморщенной от обезвоживания тряпкой.

— Сволочь! Мои цветочки! — Скар, даже не обратив внимание на то, что случилось с его рукой, ударился о крышу и… исчез. А уже в следующее мгновение, вверх взметнулась пасть грандиозной муховоловки.

Ам… и челюсти твари сомкнулись по обе стороны от Арката…

Аркат даже не испугался, бояться он разучился ко второму столетию жизни. Но он удивился. Таких выходок Скар при нем ранее не устраивал… А в следующий момент вампира накрыло этой «выходкой» с головой.

Изнутри пасть твари была алой. Черные тонкие ниточки-вены грандиозной мухоловки быстрее, чем вампир успел отреагировать, окутали его с головы до ног, жадными пиявками разорвав кожу и вцепившись маленькими клыками в вены, заходящимися глотками начав поглощать силу и кровь Арката…

Аркат закрыл глаза, они были бесполезны. Он ушел в себя…

Несколько мгновений ничего не происходило, казалось бы, что доигрался могущественный вампир… Скар расслабился, и это была его ошибка.

Через несколько секунд алая кровь плененного вампира стала рыжей. Стала жидким огнем, заструившимся по венам и — в пасть мухоловки, обжигая и поджигая ее.

Мгновение, и все исчезло. Все та же разваленная крыша, засыпанная черно-алой трухой и шелухой, лужи крови, подсыхающие на ветру, и визжащий от боли Скар, катающийся по крыше, объятый огнем.

Отступив на пару шагов назад, Аркат оперся рукой о какой-то кусок стали, пока тело регенерировало, а стихии одевали его в новые одежды.

— Достаточно, — тихий голос окутал крышу. И между двумя противниками появились две новые фигуры.

Трон с высокой спинкой, на которой сидел мужчина в белоснежном одеянии, скрывающем и фигуру, и лицо.

И девушка с длинными волосами, полусидящая у его ног. Окинув удивленным взглядом крышу, она закрыла глаза и тихо запела. Музыка скользила по воздуху, разрисовывая его рунами.

Музыка очертила Скара, сбивая с него пламя, но не вмешиваясь в его регенерацию. Руны, порожденные музыкой, впитывались в разбитые куски бетона и покрытий, восстанавливая их к исходному виду.

Восстанавливались стекла, стиралась память пострадавших людей, и к ним возвращалось здоровье.

Все медленно возвращалось к тому моменту, когда Аркат и Скар только столкнулись.

— Милая, — Алхимик запустил пальцы в волосы своей русалки. — Убери этого червя с глаз моих. А с этим… молодым… человеком… — взглянули бездонные провалы глаз на Арката. — Мы поговорим отдельно.

Не переставая петь, Русалка оттолкнулась от крыши и взмыла вверх, музыка стала громче, зазвучала так, что захотелось заткнуть от нее уши, а потом все… смолкло.

На целой крыше, на которой ничто не говорило о развернувшейся здесь трагедии, стоял трон, на котором сидел Алхимик, и стоял Аркат. От Русалки и от Скара не осталось и следа…

— Неужели тишина… — Аркат оперся локтями о бортик крыши… и неожиданно у его ног появилась россомаха, сотканная из всех четырех стихий. Посидев немного, она забралась на бортик и потерлась мордой о его руку, прося ласки.