Она обернулась к Нику, посмотрела на него и — не смогла отвести глаз. На этот раз он не покраснел.

— Я был бы тебе очень признателен.

Мэри не отрывала от него взгляда дольше, чем намеревалась. Она даже начала ощущать неясный трепет. Ничего подобного она никогда не чувствовала. В списке её эмоций «трепет» не значился.

— Дурацкая игра, — буркнул Любисток. — И кто такая эта Зельда, чтоб её черти взяли?

Мэри удалось вырваться из плена глаз Ника. Она рассердилась на себя за то, что позволила чувствам взять над собой верх. Она — наставница. Она — хранительница. Ей необходимо эмоционально отстраниться от тех, кто находится под её попечением. Она должна заботиться о них, любить их, но — как мать, любящая своих детей. До тех пор, пока она будет придерживаться этой линии, всё будет идти как надо. Она постаралась взять себя в руки.

— Ник, у меня идея.

Она подошла к комоду, открыла верхний ящик и вынула оттуда лист бумаги и ручку. Мэри всегда заботилась о том, чтобы у всех вновь прибывших Зелёнышей имелись бумага и ручки, а у малышей — карандаши.

— Почему бы тебе не написать список всего того, чем тебе нравится заниматься? А потом мы его обсудим.

И она быстро покинула комнату — с чуть меньшей элегантностью, чем ступила в неё.

Алли нашла бумагу и ручку ещё до того, как Мэри появилась в её «квартире». Или «номере». Или «камере». Она не была уверена, как ей называть своё жилище. Ко времени визита Мэри Алли исписала вопросами целых три страницы.

Мэри, однако, не переступала порога до тех пор, пока Алли не пригласила её войти. «Ну надо же. Прямо как вампир», — подумала Алли. Вампиры не могут войти без приглашения.

— Ты не теряла времени зря, — вымолвила Мэри, увидев исписанную бумагу.

— Я читала твои книжки, — сказала Алли. — Не только ту, что ты дала, но и другие. Их тут как грязи — по всем углам…

— Прекрасно. Они могут тебе пригодиться.

— … и у меня к тебе несколько вопросов. Вот смотри. В одной книжке ты говоришь, что мы не должны являться людям в качестве привидений, а где-то в другом месте ты пишешь, что мы — свободные духи и можем творить, что хотим.

— Ах… Да, мы можем, — сказала Мэри, — но лучше этого не делать.

— Почему?

— Сложно объяснить.

— И тут же ты утверждаешь, что мы не оказываем на живой мир никакого воздействия. Живые не могут ни видеть нас, ни слышать… Если это так, как же мы можем им «являться», даже если бы захотели?

Мэри улыбнулась с бесконечным терпением — словно разговаривала с умственно отсталой. Это вывело Алли из себя, поэтому она в ответ тоже состроила улыбку типа: «Ты-идиотка-а-я-ой-какая-умница».

— Как я сказала — это сложно объяснить. К тому же ты здесь ещё и дня не пробыла. Не стоит пока забивать этим голову.

— Да, точно, — откликнулась Алли. — Так вот — я прочитала, конечно, ещё не все твои книжки — ты так много всего понаписала! — но ни в одной из них я пока не нашла про возвращение домой.

Мэри ощетинилась. Алли так и представила себе, что если бы её собеседница была дикобразом, то сейчас у неё все иголки встали бы дыбом.

Но вслух Мэри сказала только:

— Ты не можешь вернуться домой. Мы уже это обсуждали.

— Ещё как могу, — возразила Алли. — Запросто могу подойти к своему дому и войти в дверь. Или, если хочешь, пройти сквозь дверь.