Изменить размер шрифта - +
..

Зуфа все же медлила, но в глазах ее было отчаяние. За спиной орка появились еще двое, помолчаливее и поздоровее. И я понял, что бросить ее и удрать просто не смогу. И пусть меня даже побьют – медицина в столице хорошая...

– Оставьте ее в покое, вы... Она не хочет идти с вами.

Орк недоуменно смерил меня взглядом, потом обратился к подошедшим:

– Этот... – слова я не понял, – еще и... – слова я не понял. – А ты за нее платыл? Чтобы с нашей женщыной гулять, очень многа нам платыт нужна. Так что мы ее берем, а ты нам должен, очэн многа должен. Нэ расплатышся!

– Айше, не верь им, я не из этих... – В голосе Зуфы звучали слезы. Я не совсем понял, в чем дело, кивнул ей и попытался улыбнуться. Драка была неизбежной. Но тут меня за плечи подняли‑таки прямо каменные ладони и отжали чуть в сторону, а знакомый голос Капитана (я уже понял, что тролли, когда хотят, коверкают слова) произнес:

– Твой хотеть деньги у наш малыш? Твой, помойная яма, отнимать деньги у тролль? Моя говорить с твоей, как взрослый со взрослый. Гым?

У орков смугло‑красная кожа, но тут я увидел, как она становится просто серой.

– Он развэ тролль?

– Твой говорить, что моя врет? – Капитан улыбнулся, показав зубы раз в пять больше орочьих.

– Всо, всо. Мы уходым, мы здэс нэдавно, перепуталы, ашиблыс...

– Я узнать, кто так ошибся. Еще раз встретить – отпуджукать. Твоя понимать?

– Да, да, гаспадын...

– Мы его кормить лучший колчедан, он вырастать и сшибать вам рога. Ты понимать?

– Да, гаспадын.

– Раз понял, так вали отсюда. Достал. – Капитан пододвинул себе кресло, уселся и что‑то крикнул в сумерки. Потом повторил уже на общем, для нас: – Ребята, сюда, и ставьте столы...

Потом мы снова ели, пили – в основном, за меня. Даже Зуфа снова оттаяла, заулыбалась. А потом я пошел ее провожать, и она снова повесила нос.

– Слушай, да забудь ты про этих...

– Тебе легко говорить. А я же в их диаспоре жила. Им за это платила... Мне теперь только в родную деревню. – Она всхлипнула.

– Ну пожалуйста, ну не плачь. Знаешь что, давай сегодня ты у меня переночуешь – поздно уже, а завтра мы что‑нибудь придумаем.

– Ой, Айше, странно, я даже верю тебе. Только я не из таких, что сразу ночевать идут с любым, кто позовет. И забудь, что эта гнида золоченая про меня плела.

– Да я ж не понял, я вашего наречия не знаю...

– Ой...

– Только я не к себе. То есть я понимаю, ну, то есть я в гостинице живу...

– Да‑а. Так ты хочешь, чтоб я с тобой прямо в нумера... – Я уже совсем запутался, но понимал, что идти ей некуда, и твердил одно:

– Ты не подумай, это приличная гостиница "Таможня", при Тампере, а я могу вообще уйти, то есть я потом приду, а ты переночуешь. А я на работе переночую. А завтра мы что‑нибудь придумаем. Только ты не плачь. Завтра после работы я с тобой за вещами схожу. Или с работы удеру. Но завтра. А ночевать ты будешь одна и номер закроешь. Ладно, а?

– Ну ладно, – всхлипнула она, и я почувствовал себя героем, завоевавшим если не мир, то корону.

В этот раз я был умнее. Еще с вечера я составил себе подобие кровати из восьми стульев (кресла все с поручнями и неудобны), перенесенных через Зеркала из всех доступных кабинетов. И уже засыпая, все еще улыбался, вспоминая ее изумленный взгляд, когда мы пришли в мой номер. Оказывается, гостиницы в Вельдане чрезвычайно дороги, а уж люксы из двух комнат – чрезвычайно дороги. Но меня там знали, и бригаду нашу знали, так что даже не посмотрели косо на нас, а только удивленно, когда я вышел обратно...

Но утро было ужасным.

Быстрый переход