Мистер Покладистый откинулся на спинку кресла довольный, полагая, как все философы, что сказал нечто весьма дельное и умное.

Зная, с кем он имеет дело, доктор Миддлтон терпеливо ждал, пока тот исчерпает запасы своего красноречия.

— Я вполне допускаю, — сказал доктор наконец, — в том, что вы сказали, есть много справедливого. Однако, мистер Изи, не полагаете ли вы, что, закрыв мальчику доступ к формальному образованию, вы ещё больше подвергаете его опасности впасть в ту ошибку, о которой только что говорили. Ведь только образование позволяет нам преодолевать предрассудки и ломать оковы обычаев. Даже если предположить, что в школе пускают в ход розги, то молодые умы в это время ещё гибки и легко примиряются с неизбежностью наказания. А когда мальчик получит основы образования, он будет подготовлен к тем урокам, которые вы сочтёте нужным преподать ему сами.

— Да, я буду учить его сам, — сказал мистер Покладистый, скрестив руки на груди с важным и внушительным видом.

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, мистер Изи, но, к сожалению, вам придётся столкнуться с непреодолимыми препятствиями. Я знаю, на что вы способны, и не сомневаюсь, что мальчик был бы счастлив, имея такого наставника, но, извините, я буду говорить откровенно: материнская любовь миссис Изи к ребёнку будет всегда стоять преградой на пути ваших добрых намерений, — и это вам так же хорошо известно, как и мне. Ваш сын уже изрядно избалован ею, поэтому он не будет слушаться вас, а без послушания ваши назидания будут напрасны.

— Я согласен, дорогой сэр, с тем, что тут имеются некоторые трудности, но это значит, что материнская снисходительность к ребёнку должна уравновешиваться отцовской строгостью.

— Позвольте спросить, мистер Изи, каким образом? Мне думается, что это невозможно.

— Невозможно?! Клянусь небом, я заставлю его слушаться или я его… — Здесь мистер Изи остановился, прежде чем слово «выпорю» слетело у него с языка. — Или я сперва выясню, по какой причине он не слушается, мистер Миддлтон.

Доктор едва подавил желание рассмеяться и серьёзно ответил:

— Я не сомневаюсь, что со временем вы сумеете держать мальчика в руках с помощью каких-нибудь мер, но что же последует дальше? Мальчик будет считать вас тираном, а мать — своей заступницей. К вам он будет испытывать неприязнь, а с этим чувством он никогда не будет с должным вниманием и уважением относиться к вашим ценным наставлениям, когда наступит время учиться. Постойте, ведь затруднение, стоящее на пути посылки Джонни в школу, не так трудно преодолеть: у меня есть знакомый пастор, очень достойный человек, который не применяет розог в обучении детей. Я ему напишу и выясню вопрос досконально, и когда ваш мальчик будет избавлен от чрезмерной снисходительности матери и потворства его капризам, он вскоре будет подготовлен к восприятию ваших поучений.

— Пожалуй, — ответил мистер Изи помолчав. — Ваши слова заслуживают внимания. Признаюсь, что вследствие глупого потворства матери прихотям ребёнка мальчишка совсем отбился от рук и пока не будет меня слушаться. Так вот, если ваш друг сообщит, что он не пользуется розгами, я готов серьёзно подумать о том, чтобы послать сына в его школу для получения элементарного образования.

Так доктор Миддлтон добился своей цели, подольстив философу.

Через день он вернулся с письмом от педагога, которое якобы было получено им в ответ на запрос. И поскольку в письме с негодованием отвергалось какое-либо применение в школе розог, мистер Изи объявил своей жене за столом во время чая о своих намерениях относительно Джонни.

— В школу, мистер Изи? Как, послать Джонни, сущего младенца, в школу?!

— Совершенно верно, дорогая.