11 ноября Литвинов вернулся в Куйбышев, чтобы собрать вещи. После беседы с заместителем наркома иностранных дел Андреем Януарьевичем Вышинским он отправился в долгий путь. Литвинов летел в Соединенные Штаты кружным путем через Тегеран, Багдад, Калькутту, Бангкок, Сингапур, Филиппины.
Рузвельт был рад встрече с Литвиновым, он ценил советского дипломата, часто приглашал его к себе, и они подолгу беседовали один на один. Советский посол мог в любой момент напрямую обратиться к президенту США. Благодаря этому Советский Союз вскоре стал получать оружие, продовольствие и военные материалы, жизненно необходимые в те годы. Литвинов успешно завоевывал также симпатии простых американцев и убеждал американских политиков в необходимости помочь Советскому Союзу.
Но отношение к Литвинову в Москве оставалось очень плохим. Молотов его терпеть не мог. Новый нарком (цитирую по книге Феликса Чуева «140 бесед с Молотовым» — Чуев заботливо записывал все монологи Вячеслава Михайловича) так говорил о своем предшественнике:
— Литвинова держали послом в США только потому, что его знал весь мир. Человек оказался очень гнилой. Всю войну договаривались, обходя его. Литвинов был совершенно враждебным к нам. Хотя умница, прекрасный, а ему не доверяли. Он заслуживал высшую меру наказания со стороны пролетариата. Любую меру… Литвинов только случайно жив остался.
Писателю Ивану Стаднюку, еще одному поклоннику Молотова, Вячеслав Михайлович с явным сожалением сказал:
— Видите, случалось, что и миловали, хотя по тем временам надо было расстреливать…
Обидно было Вячеславу Михайловичу, что Максим Максимович умер в своей постели.
Молотов рассказал о том, что была записана беседа Литвинова с американским корреспондентом, и Литвинов откровенно сказал: с советскими руководителями у вас ничего не выйдет, они на таких позициях стоят, что не могут с вами договориться о чем-то серьезном.
— А у нас централизованная дипломатия, — говорил возмущенный своеволием посла Молотов. — Послы никакой самостоятельности не имели. И не могли иметь, потому что сложная обстановка, какую-нибудь инициативу проявить послам было невозможно. Послы были исполнителями определенных указаний…
Вячеслав Молотов считал, что только он один занимается дипломатией. Остальные должны просто исполнять его указания, не отступая ни на шаг от инструкций. Еще при Литвинове посол, полпред мог спорить с наркомом, обращаться в ЦК, к Сталину в случае несогласия. При Молотове это уже стало невозможно. Да и послы уже были такие, которым и в голову не приходило спорить с наркомом: что начальство приказало, то и правильно.
В июле 1943 года Литвинов писал Молотову из Вашингтона, что Советскому Союзу следует установить близкие отношения с президентом Рузвельтом, который расположен к более тесному сотрудничеству с Советским Союзом. Совет проигнорировали.
В начале 1943 года Литвинов говорил с обидой знакомому американскому журналисту:
— Я больше не могу быть мальчиком на побегушках. Любой сотрудник в моем посольстве может выполнять ту работу, которая поручена мне. Мне приходится только подчиняться приказам. Это невыносимо. Я возвращаюсь домой.
Максим Литвинов почти откровенно выражал несогласие с линией Молотова, и иностранные дипломаты это знали.
7 мая 1943 года, незадолго до возвращения в Москву, Литвинов побывал у заместителя Государственного секретаря США Самнера Уоллеса. Он говорил о негибкости советской системы и признался, что сам он не в состоянии общаться со Сталиным. По его словам, у Сталина в результате изолированности от внешнего мира сложилось превратное представление о Западе и он недооценивает ту роль, которую играет там общественное мнение.
В такой же тональности он беседовал и с американскими журналистами, которых хорошо знал и чьей скромности доверял. |