7. Трудности, с которыми сталкиваются греки при поиске путей в Трою, никак не соответствуют той легкости, с которой Менелай плавал в этот город. Возможно, в первоначальной легенде троянская Афродита с помощью заклинания лишила их памяти так же, как ей потом удалось разбросать весь греческий флот, плывший к родным берегам (169.2).

8. То, как Ахилл лечил нанесенную копьем рану, основывается на древнем гомеопатическом принципе, что «подобное лечится подобным», и напоминает использование Мелампом ржавчины с ножа для кастрации животных, чтобы вылечить Ификла (см. 72.e ).

9. До сих пор ни один из комментаторов не дал точного объяснения, почему птичье гнездо, о котором говорит Калхас, было на платане уничтожено змеем. Дело в том, что змеи сбрасывают кожу каждый год и как бы омолаживаются. То же происходит и с платанами, поэтому они оба являются символами возрождения. Калхас знал, что съеденные птицы означали не месяцы, а годы. Это дерево, позднее присвоенное Аполлоном, было священным деревом богини на Крите и в Спарте (см. 58.3), поскольку его листья напоминали зеленую ладонь с пальцами, вытянутыми для благословения. На статуэтках эпохи архаики богиня делает именно такой жест рукой. Голубой цвет змея говорит о том, что его послал Зевс, который как бог неба обладал голубым нимбом. Игрушечные корабли Кинира, возможно, отражают заимствованный киприотами у египтян обычай класть в могилу царя терракотовые кораблики для путешествия в мир мертвых.

10. Пятьдесят дочерей Кинира, превратившиеся в зимородков, вероятно, были сообществом жриц Афродиты. Одним из ее наименований было «Алкиона», т.е. «царица, отводящая [бури]», а ее священные птицы — зимородки — предвещали тихую погоду (см. 45.2).

161. Второй сбор в Авлиде

Калхас, брат Левкиппы и Феонои, научился искусству прорицания от своего отца Фестора. Однажды Феоноя гуляла по морскому берегу вдоль стен Трои и ее схватили карийские пираты. Так она стала наложницей царя Икара. Фестор, не мешкая, пустился в погоню, но потерпел кораблекрушение у карийских берегов, и Икар заключил его в темницу. Несколько лет спустя Левкиппа, которая была еще ребенком, когда произошли эти печальные события, отправилась в Дельфы, чтобы узнать о судьбе своего отца и сестры. Пифия посоветовала ей переодеться в жреца Аполлона и отправиться на их поиски в Карию. Левкиппа послушно побрила себе голову и пришла ко двору царя Икара. Феоноя, не узнав сестру в таком обличье, влюбилась в нее и сказала одному из стражей: «Приведи этого молодого жреца в мою опочивальню!» Левкиппа, тоже не узнав Феоною, испугалась, что ее предадут смерти за мошенничество, и отказалась. Тогда Феоноя, которая знала, что не может приказать дворцовым слугам совершать святотатство и убить жреца, распорядилась, чтобы убийство совершил кто-нибудь из узников-чужеземцев, послав для этой цели меч.

b.  Выбор пал на Фестора, который, отправившись в спальню, где была закрыта Левкиппа, и обнажив меч, в отчаянии рассказал, зачем он пришел. «Я не убью тебя, — произнес он, — ведь я тоже поклоняюсь Аполлону, и мне лучше самому лишиться жизни, чем убить его жреца. Но сначала я открою тебе свое имя: я — Фестор, сын аргонавта Идмона и троянский жрец». Он уже был готов вонзить меч себе в грудь, но Левкиппа вырвала меч и отбросила его в сторону. «Отец! Отец! — вскричала она, — я — дочь твоя, Левкиппа! Не обращай это оружие против себя, лучше убей им омерзительную наложницу царя Икара. Пойдем, я проведу тебя!» Они поспешили в чертог, где Феоноя занималась вышиванием.