Некоторые предложения и указания Ленина в последние месяцы его деятельной жизни, возможно, объясняются душевным недугом. Порой он принимал странные решения, реализация которых вызывала дестабилизацию обстановки в стране и в партии. Но в целом его последние статьи, письма и записки, которые принято считать политическим завещанием, содержат дельные суждения и предложения. С ними можно не соглашаться, однако бессмысленными или глупыми их не назовешь.

Летом 1922 года Ленина начали беспокоить мысли о смерти. Как атеист и материалист он ее не боялся: всего лишь переход в небытие, к вечному покою; нечто подобное желанной нирване буддистов, избавляющей от забот и страданий этого мира. После очередного приступа спазма сосудов он сказал лечащему врачу Кожевникову:

— Вот история, будет кондрашка!

Через некоторое время пояснил:

— Мне уже много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, помрешь от кондрашки», и на мой вопрос, почему он так думает, он ответил: «Да шея у тебя больно короткая».

Об этом Ленин говорил спокойно и с улыбкой. Хотя, судя по всему, находился под впечатлением этого разговора с крестьянином, прочно врезавшимся в его память. В подобных случаях подсознательно человек может содействовать реализации того или иного диагноза, даже неверного.

В разговоре со Сталиным Ленин сказал, имея в виду неизбежную гибель империалистов: «Не нужно отнимать у умирающих последнее утешение». Разве это не относилось и к самому Ильичу? Не высказал ли он подсознательно тревожившую его мысль?

Осматривавшему его профессору Ленин пожаловался на ослабление работоспособности, бессонницу и отсутствие душевного покоя. Ответ был не слишком обнадеживающим:

— Во-первых, масса чрезвычайно тяжелых неврастенических проявлений, лишающих возможности работать так, как раньше. Во-вторых, ряд навязчивостей, появление которых может сильно пугать.

— Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием?

— Навязчивости тяжелы субъективно, но они никогда не ведут за собой расстройства психики.

Вряд ли такое туманное объяснение утешило больного. Навязчивые состояния уже сами по себе свидетельствуют о психическом заболевании. Он мучительно переживал болезнь и отход от активной политической и государственной деятельности. Д.А. Волкогонов объяснил это просто: «Власть для Ленина — смысл его жизни. Он не собирается с нею расставаться, будучи совершенно больным… Просто власть для Ленина как личности была высшим смыслом его существования, способом реализации своих убеждений, хотя он не был тщеславным человеком».

Таково мнение человека, не способного понять, что власть сопряжена с огромной ответственностью. Только неумный честолюбец наслаждается большой властью. А Ленин был умен и лишен тщеславия.

Другое дело — стремление реализовать свои убеждения. На первом этапе жизни для Ленина главным был захват и удержание власти. Став во главе государства, он отдавал все силы его укреплению. Оставаясь вождем правящей партии, заботился о ее единстве и способности управлять обществом. Ни материальные ценности, ни власть сама по себе не были для Ленина вожделенными. Он был энтузиастом или даже маньяком идеи социализма и коммунизма. Этим определялась цель его жизни.

Любому здравомыслящему человеку ясно, что его личное пребывание на свете рано или поздно завершится. Но для того, кто воодушевлен идеей, страшней всего — при жизни — потеря смысла существования.

Поясню, что имеется в виду. Несмотря на утешающие высказывания врачей и близких, Ленин сознавал, что сосудистое заболевание головного мозга сопряжено с психическими отклонениями и грозит безумием.