|
Я поднял пистолет и прицелился, но Боб был слишком далеко. В темноте, да еще с оружием, с которым я почти не был знаком, вряд ли можно было рассчитывать на точный выстрел, поэтому я поспешил на ближайшую улицу и махнул рукой первой же попавшейся машине. Это оказался кремовый «кадиллак», который притормозил у перекрестка, вероятно собираясь свернуть на ту же площадку у «Четырех провинций». Водитель либо вовсе меня не заметил, либо не обратил на меня внимания, поэтому я наддал и, подбежав как можно ближе, направил кольт на лобовое стекло.
– Эй, ты, мудак! – крикнул я. За рулем «кадиллака» сидел лысый мужчина лет сорока, одетый в темный, как у адвоката, костюм. Как раз в этот момент он проделывал какие‑то манипуляции с ремнем безопасности, одновременно пытаясь завершить поворот. Меня он снова не увидел и не услышал; «кадиллак» продолжал движение и едва не зацепил меня крылом. Я стукнул рукояткой пистолета по стеклу водительской дверцы и тотчас снова направил кольт на толстяка. – Вылезай из машины, не то я убью тебя, к чертовой матери! – сказал я с чистейшим белфастским акцентом. Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь его внимание. Побледнев как смерть, мужчина резко затормозил и взглянул на меня. По‑моему, он в буквальном смысле обделался с перепугу. Я рывком распахнул дверцу. – Вылезай, ублюдок! – гаркнул я. От страха мужчина едва не плакал. – Ремень заело, заело, отстегнуть не могу… – в панике забормотал он. Я наклонился и нажал кнопку на ремне. – Вылезай! – прорычал я, но водитель по‑прежнему не двигался, поэтому мне пришлось ухватить его за лацканы и сильно дернуть. Он вывалился из машины и распластался на асфальте. Я приставил пистолет к его башке: – Заявишь в полицию не раньше утра, понял, придурок? Иначе пришью тебя, твою жену и твою долбаную собаку! – сказал я и, не дожидаясь ответа, прыгнул за руль. Стекло пассажирской дверцы заслоняла громадная упаковка «Хаггис». Я вытолкнул ее наружу, врубил передачу и рванул с места. Красной «хонды», разумеется, уже нигде не было. О боже! Я ехал по улице. Несмотря на поздний час, движение было оживленное, даже слишком. Машины Боба по‑прежнему нигде не было видно, и я свернул в сторону Бродвея. На перекрестке я притормозил, теперь куда – налево или направо? Я решил ехать налево. Торопливо прибавив газу, я поехал быстро как только можно и вскоре заметил Боба на перекрестке у парка Ван‑Кортленд. В кои‑то веки повезло! Сбросив скорость, я двинул вперед уже с большей осторожностью, но не слишком медленно, чтобы не привлечь к себе внимания. Большой Боб ехал на восток, но куда именно, я понятия не имел. Добравшись до побережья, Боб мог либо повернуть на юг, либо направиться через мост на Лонг‑Айленд, либо вообще развернуться и отправляться назад в Манхэттен. Напрягая память, я пытался вспомнить, не говорил ли кто‑нибудь при мне о том, где живет Боб. Увы, похоже, речь об этом вообще никогда не заходила. Между тем Боб попытался проскочить светофор, готовый переключиться с желтого на красный, но в последний момент передумал и затормозил так резко, что мотор «хонды» заглох. Должно быть, он немного растерялся, так как дважды попытался запустить двигатель и оба раза неудачно. Кто‑то засигналил ему сзади, и я увидел, что Боб расстегивает ремень безопасности, словно собираясь выйти и поговорить с нахалом по душам. Я поймал себя на том, что как молитву шепчу слова: – Оставайся в машине, Боб, не выходи. Оставайся в машине, дерьмоед проклятый, не то тебя арестуют! К счастью, Большой Боб передумал и, оставив ремень безопасности в покое, с грехом пополам тронулся с места. Раз‑другой он сворачивал на боковые улицы, но потом возвращался назад, и я спросил себя, уж не заподозрил ли он, что его кто‑то преследует. |
