Дожидаясь своих преследователей, я глубоко дышал и старался сохранять спокойствие, но мне было трудно не думать о том, что на самом деле я не проучился на курсах капралов и трех дней. Господи Иисусе, кого я хотел обмануть?! Дистиллированный, процеженный опыт, как же! И‑Цин, твою мать. Я напился, и меня вышвырнули – вот как было дело! И теперь любой новобранец американской армии, прослуживший хотя бы пару недель, был, наверное, раз в десять лучше меня…

Я все еще предавался самобичеванию, когда они появились на тропе. Один из них был высоким и жирным, второй – высоким и худым. Оба курили, что было с их стороны крайне неосторожно: я мог бы учуять запах дыма издалека. Правда, сейчас я почему‑то ничего не чувствовал, но я знал, что мне это вполне по силам. В высоком и жирном шпике я узнал Бориса Карлоффа, который следил за Бриджит. Второго я видел впервые. Бледный, наголо бритый, он вполне мог оказаться еще одним гастарбайтером из родной моей Эрин. Интересно, заставлял ли его Темный петь «Дэнни‑бой», чтобы узнать, годится ли он для дела?

Толстый и тощий шли довольно быстро, причем оба уже вынули оружие, что меня вполне устраивало.

Тропа была довольно узкой. Тощий шел с ближайшей ко мне стороны, так что волей‑неволей я должен был обрушиться на него первого. Мне было ясно, что я должен проделать все максимально быстро и жестко. Малейшее промедление означало для меня смертный приговор. Я задержал дыхание, напрягся, изготовился и, когда оба шпика миновали меня, прыгнул, оттолкнувшись здоровой ногой.

Я приземлился Тощему точно на спину, ударил коленом в позвоночник и разом вышиб из него весь дух. Правой рукой я обхватил его шею и запрокинул ему голову. Тощий покачнулся и, падая, врезался в Карлоффа. Воспользовавшись моментом, я силой вывернул ему голову, и прежде чем мы трое распростерлись на земле, Тощий был мертв.

Свернув врагу шею, я поспешил подобрать его оружие – небольшой шестизарядный револьвер неизвестного калибра. Карлофф все еще шарил в листве, разыскивая свой пистолет. Он сидел на земле, и его ноги были придавлены телом товарища. Я перевел дух и, направив на него револьвер, взвел курок.

– Не надо, – сказал я.

Карлофф на мгновение замер, потом поднял руки.

– Ключи от машины, – приказал я.

– У н‑него в кармане, – ответил Карлофф грустным, старческим голосом. Похоже, ему было уже под семьдесят. Какого черта его послали на дело, требующее быстрой реакции, крепких мускулов и железных нервов? Говорил Карлофф с легким акцентом, который отдаленно напоминал ирландский, но был уже сильно смягчен многими годами, прожитыми в Америке или, точнее, в Бостоне (его выговор показался мне похожим на бостонский).

Я сунул руку в карман брюк Тощего и вытащил ключи и бумажник, в который я, впрочем, не заглянул.

– Почему вы не пришили меня в квартире? – спросил я Карлоффа, продолжая целиться из револьвера ему в лицо.

– М‑мы не знали, где ты живешь. Искали тебя по всему району, но заметили, только когда ты подошел к мосту.

– Значит, вам повезло?

– Д‑да.

– Вы сообщили кому‑нибудь, что засекли меня?

– Н‑нет, у нас в машине нет ни р‑рации, ни радиотелефона. Ничего такого…

– Кто вас послал? Лучик?

Карлофф кивнул.

– Где он живет? У тебя есть его адрес?

Карлофф странно улыбнулся, и мне стало не по себе. Что такого смешного он увидел в моем вопросе?

Подавшись вперед, Карлофф сказал шепотом (как будто нас кто‑то мог подслушать):

– Лучик всегда встречался с нами только в «Четырех провинциях», но я знаю, где он живет. Джеки Мак однажды выследил его – хотел посмотреть, уж не приударяет ли он за малолетками.