Изменить размер шрифта - +
А Смоктуновский звонил, говорил, что готов выехать сниматься, Соловьёв не брал трубку, скрывался: «Позорище! Враньё! Ужас! Словами не передать. Но на трупе Кеши я выиграл дружбу с Ульяновым…»

 

…Лизавета перезвонила, что приехать не сможет. Михаил Александрович попросил соединить с ней. Неловко, двумя пальцами, точно какого-то хорька за шею, взяв мобильник, прижав к уху и заговорив с внучкой, он вдруг преобразился, стал прежним, нежнейшим, заботливейшим дедом, ожили, засияли почти уже потухшие ульяновские глаза…

 

— Давайте документальный фильм о вас сделаем к восьмидесятилетию, — предложил я. — Есть договорённость с телевидением. Вроде как и спонсоров приличных нашли, чтобы съездить, скажем, в вашу родную Тару, поснимать вас там, ещё куда-нибудь, на Средиземноморье, скажем, то есть на историческую родину ваших Цезарей, Наполеона, Тевье-молочника…

— Никуда я не поеду.

— Плохо себя чувствуете?

— Во-первых, чувствую я себя, честно сказать, хреново. А во-вторых, не хочу. Зачем? Ну будешь ты сидеть, задавать вопросы, я буду на них отвечать…

— Где-нибудь посреди Колизея, представляете? Или у Стены Плача?

— Ну и что? Что нового я скажу? Чтобы вся страна смотрела и говорила: «Ульянов… Как постарел…» Не хочу, чтобы жалели. И давай заканчивать наши интервью. Я согласился, думая, что буду рассказывать, отвлекусь… Не получается. Только и думаю: как теперь буду жить?..

— А что же всё-таки насчёт предателя Власова?

— За роль генерала Власова я бы взялся. В своё время. Сыграл же я в фильме Юрия Кары Понтия Пилата, предавшего Христа, Иешуа у Булгакова, и умывшего руки… А по части предательства Понтий Пилат переплюнет не только генерала Власова, а любого предателя: он ведь знал, что Иешуа невиновен, знал, что он честный человек, и даже снял ему сильнейшую головную боль, а всё же поддался требованиям книжников и фарисеев, крикам толпы и воле Синедриона и выдал Иешуа на казнь…

— Почему, кстати, фильм до сих пор не показывают?

— Не знаю. Знаю, что интересная была работа. Партнёр был у меня замечательный, роскошный — пёс, мастиф Банг. Абсолютно не тщеславный — дали свет, команда «мотор!» прозвучала — а он лежит себе, храпит. Я его под зад, мол, работать надо!.. Тема Понтия Пилата — вечная тема. Тема предательства, которого он не ожидал от себя… Он между Римом и Синедрионом, как в ловушке: промежуточная позиция, в которой оказывались столь многие люди, даже весьма достойные, честные…

— Писатель Фадеев, например, которого, как представляется, эта промежуточность довела до самоубийства.

— И не только Фадеев… Понтий Пилат — это вечный урок, повторяемый из эпохи в эпоху в разных странах людьми разного положения, разных национальностей, вероисповеданий… Тема Понтия Пилата, поверившего на мгновение, если не поверившего, то согретого, по крайней мере, философией добра, любви Иешуа, — печальная тема. Голова болит у него не только и не столько от физического недомогания, сколько ото всей этой человеческой пошлости, зависти, глупости, мелочности…

— Вы играли такого Пилата?

— Старался не упрощать. Иешуа вылечивает ему голову не потому, что он мощный экстрасенс, а потому, что даёт прокуратору шанс увидеть другую жизнь, с ценностями иными, чем те, с которыми он прожил жизнь. Понтий Пилат — фигура трагическая. И трагизм его в том, что, задумавшись над природой человеческих отношений, он не находит выхода из жесточайших противоречий этой природы… Мы снимали, кстати, фильм в Иерусалиме, в окрестностях Хайфы, на Мёртвом море.

Быстрый переход