|
— «Успеешь ты к своим вулканщикам, — отвечал капитан, перегоняя „беломорину“ из одного угла рта в другой, пожёвывая стальными зубами; папироса гасла, он снова и снова прикуривал. — Сейчас проверим тут ещё в одной впадинке…» — «Крабы?! — вскричал я, когда увидел поднятый над кормой снюрревод, полный крабов, клешни которых торчали сквозь ячеи во все стороны. — Это ж запрещено». — «Запрещено, — согласился капитан. — Но мы ж не со дна соскабливаем, как япошки в наших водах, — мы бережно, аккуратно, своё ж добро, родимое…» Когда причалили, меня окружила вся команда, с которой ходил двое суток. Лица одутловатые, небритые и настолько дружелюбные, что в первый момент почудилось: навешают-таки люлей, чтоб не слишком выстёбывался. «Ты это, — просипел дракон, протягивая мне трёхлитровую банку с красной икрой и целлофановый пакет с чем-то бело-розовым килограммов на десять. — Не того…» — «Да я и так не того», — отвечал я, едва удерживая в пределах грудной клетки рвущееся наружу сердце, то ли после вчерашнего, то ли… «Мы тебе тут на свадебный стол: икра, крабы». — «Крабы?» — «Да ясно, запрещено, — вступил кандей. — Но только мякоть, — оправдался. — Самый что ни на есть деликатес». «Япошки за него под пули наших погранцов лезут», — пояснил чиф, протягивая мне второй пакет. «Я в курсе», — отвечал я, вконец растерявшись; не оставляло ощущение, что они издеваются, но они были вполне серьёзны и чуть ли не торжественны. «Ты скажи Ульянову, — попросил Дед, — что есть такие на Камчатке рыбаки: Иваныч, Василич, Мефодич, Анатолич, Саня… Простые русские мужики». — «И вот тебе ещё, — протянул мне дракон Мефодич высушенную, будто изящно изогнувшуюся, с большими прозрачными плавниками и выпученными глазами, с открытым ртом рыбину. — Рыба-дракон. В семейной жизни, как японцы говорят, приносит счастье. Ну, бывай, братан!» — по очереди все обняли меня, похлопали по спине, пожелали удачи. «Не забудь сказать Ульянову!» — крикнул вдогонку Саня…
Я брёл от набережной с пакетами, набитыми свежайшей, словно дышащей, крабовой мякотью и икрой. Качало, швыряло из стороны в сторону, как пьяного, хотя протрезвел. Я чувствовал себя и в самом деле не берущим в жёны, а выходящим за… Хорошенькие стюардессы, с которыми летел на Камчатку, помогли мне сохранить деликатесы до Москвы, распихав по своим бортовым холодильникам. И тоже что-то (своё, девичье) просили передать артисту Ульянову. На свадьбе в Доме приемов ЦК КПСС на Бронной (Михаил Александрович «пробил» чуть ли не через кого-то из членов Политбюро) оценили камчатских крабов по достоинству весьма достойные люди: артистка Юлия Борисова, писатель Юрий Нагибин, драматург Леонид Зорин, актёр и режиссёр Никита Михалков, режиссёр Роман Виктюк, журналист, бывший зять Хрущёва Алексей Аджубей (который через несколько лет в бане за кружкой пива с воблой произнесёт сакраментальную фразу: «Зять — понятие относительное»), министры, военачальники, послы, мои друзья из Швеции и прочих капстран, из-за дружбы с коими меня в капстраны не пускали, и пр. и пр. Было много цветистых тостов. Ульянов, счастливый, принимающий со всех сторон поздравления, танцевал с дочерью вальс, виртуозно в туре спускаясь с лестницы, усыпанной белыми, чайными, бордовыми, голубыми, розовыми розами… Итак, мы отправились в свадебное путешествие в Киев. Зачин лета на Украине, да и повсюду, — лучшее время. По крайней мере, для меня. Всегда всё только начинается. В те же первые числа июня на киностудии Довженко должен был сниматься в роли Жукова Михаил Александрович Ульянов. |
