В далекие тридцатые годы ее купил Руджеро Летициа. На кованых железных воротах, на фасаде дома и на мраморе каминов сохранился герб знатного ломбардского рода. Роза приказала выбить рядом и свою эмблему — раковину-наутилус с цветком розы.
Здесь выросли сначала ее дети, потом внуки. Они бегали по лугам, плавали в огромном бассейне, играли в теннис и в мяч. В Имберсаго родила Роза младшего сына и пережила трагические военные годы. С приходом весны она уединялась на вилле, любуясь с балкона весенним пробуждением природы.
Глория сидела в бамбуковом кресле рядом с бабушкой и наслаждалась кофе со сливками, который приготовили специально для нее.
— Ты очень быстро приехала, — заметила довольная Роза.
— Когда бабушка зовет, лучше поторопиться, — пошутила внучка.
— А как же твои дела?
— Нет таких дел, которые нельзя было бы отложить.
— У тебя на все готов ответ, — улыбнулась Роза.
Глория знала: бабушка вызвала ее не ради пустой болтовни, но ей не хотелось выяснять настоящих причин: важные дела рано или поздно всплывут сами по себе; от них никуда не денешься.
— А как твой детский сад?
Роза сменила тему, собираясь заговорить о главном.
— Как все дорогостоящие хобби дам-благотворительниц, — ответила внучка. — Они создают имидж филантропа без особого вреда и ущерба. Что-то вроде капли воды в море. Вместо того чтобы вкладывать сотню лир в протянутую руку бедняка, я занимаюсь детским садом. Так я чувствую себя нужной кому-то.
— И сколько у тебя там детишек?
— Дюжина. И я забочусь, чтобы они росли в здоровой обстановке.
Глория получила разрешение открыть ясли-сад для малышей из бедных семей. Местные власти сообщали ей о самых сложных случаях, и она с помощью специалистов старалась помочь детям.
— Ты хочешь сказать, я занимаюсь садиком, чтобы удовлетворить свой материнский инстинкт? — спросила Глория, ставя на стеклянный столик пустую чашку.
— Это и так ясно, — ответила Роза. — Тебе не кажется, что разумней было бы завести собственных детей?
— Может, и разумней, но это сложный вопрос.
— Глупости! — возмутилась старая дама. — Детские глупости. За четыре года брака вполне могла бы завести одного-двух. Впрочем, ты не хочешь детей от Консалво.
Князь Брандолини в последнее время, к удовольствию Глории, исчез с горизонта. Он забрал свою одежду, белье, фотоаппараты, несколько картин, а также старинный светильник муранского стекла, висевший в ванной. Слуга, получавший зарплату из рук Глории, укладывал вещи Консалво и, когда дошел до смокинга с бриллиантовыми пуговицами и блейзера с золотыми, счел нужным обратиться к хозяйке:
— Княгиня, прикажете отрезать?
Пуговицы были подарком Глории и стоили целое состояние. Глория проявила великодушие. Потом она узнала, что Консалво снял роскошную квартиру в Милане, появляется в сопровождении фотомоделей и манекенщиц, которые в ожидании выгодных предложений оживляют досуг представителей так называемого высшего общества. Дам для Консалво поставлял из своего резерва Джиджи Лопес, давний приятель князя. Правда, теперь Джиджи предпочитал держаться от старого друга на расстоянии, чтобы не раздражать Риккардо Летициа. Приказы главы клана следовало выполнять, и князь Консалво Брандолини, оказавшись изгнанным из семьи, метался, как одинокий волк.
— Нет, нельзя иметь детей от мужчины, которого не любишь, — ответила Глория.
— Еще как можно! — возразила бабушка. — Детям на это наплевать. Я родила Джулио и твоего отца Альберто от Руджеро Летициа, хотя и не любила мужа.
— А Риккардо ты родила от любимого человека, правда?
— Да не обо мне речь! — рассердилась бабушка. |