Казутт пробормотал какие-то извинения за беспорядок и пошел дальше, в прилегающую к кухне комнату, которая служила ему одновременно спальней и гостиной. Неубранная постель, кресло с высокой спинкой и рваным вязаным покрывалом, стол, два стула, комод, платяной шкаф, телевизор. Необыкновенно низкий деревянный потолок невольно наводил на мысль о том, что это, по-видимому, и есть причина сгорбленности Казутта. Через маленькое окно в толстой стене видна была глухая стена соседнего здания неопределенного возраста и двор, в котором среди штабелей дров, пустых пивных ящиков, поддонов и автомобильных покрышек красовались два расписных прицепа для перевозки скота.

В комнате стоял кисловатый запах запустения. Казутт предложил Соне садиться на один из двух стульев и устроился напротив. На столе, рядом с початой бутылкой фельтлинского, полупустым флакончиком травяного ликера и грязным бокалом, лежало несколько растрепанных журналов.

— Хотите кофе? — спросил Казутт.

— Нет, спасибо! — поспешно ответила Соня.

На стене над столом висели фотографии в рамках. Господин Казутт с Жан-Полем Бельмондо, господин Казутт с Курдом Юргенсом, господин Казутт с Роми Шнайдер, господин Казутт с Дорис Дэй, господин Казутт с Кэри Грантом. В униформе с перекрещенными ключами на лацкане.

— Это всего лишь часть фотографий. И лишь десятая доля знаменитостей, с которыми мне доводилось встречаться.

Прежде чем он успел перейти к их перечислению, Соня спросила:

— Ну, как вы поживаете?

— Пока ничего. Мне же много не надо. Да и жалованье мне до конца сезона будут выплачивать. Денег ей не жалко. У нее их куры не клюют. А как у вас там? Что нового?

— Какая-то сволочь утопила моего попугая в аквариуме, — сказала Соня, глядя ему прямо в глаза.

Он невозмутимо кивнул, словно подтверждая давно известный факт.

— Если бы я там еще работал, опять сказали бы, что это сделал я.

— Но ведь это так и есть?

Соня по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.

Его застывшая улыбка в первый раз ожила и выразила нечто вроде иронии.

— Я надеюсь, вы шутите?

Соня повторила вопрос. В нем не было ни угрозы, ни вызова. Скорее понимание. Она словно предлагала ему сказать правду и вместе с ней найти выход из создавшегося положения.

— Я ничего против вас не имею. Вы мне нравитесь. Зачем мне было убивать вашего попугая?

— Это было направлено не против меня. Это была одна из нескольких акций, направленных против Барбары Петерс.

Казутт налил себе в бокал немного вина и сделал глоток.

— Каких акций?

— Покушение на фикус, ваше появление среди бела дня, светящиеся палочки в воде, двенадцать ударов колокола на рассвете…

— А-а… — протянул он саркастически. — Понятно. Это все, конечно, взаимосвязано.

Соня медленно, с паузами, чтобы дать ему время соотнести эти события с легендой, процитировала условия Миланского черта. Казутт после каждой строчки, поняв ее смысл, кивал головой. Когда она закончила, он спросил:

— Откуда вы это взяли?

— Это сказал прекрасной Урсине Миланский черт, чтобы завладеть ее душой. Вы же знаете. Это же местная легенда.

Казутт покачал головой.

— Когда я был маленький, в школу здесь ходили только зимой. Да и то всего несколько лет. Так что у меня не было этой счастливой возможности — изучать легенды.

— Легенды ребенку обычно рассказывают родители или бабушки с дедушками.

— У меня была только одна бабушка, да и то глухонемая. А у родителей к вечеру уже не оставалось сил на сказки и легенды для детей.

Он подлил в бокал несколько капель — ровно столько, сколько в нем еще оставалось, — и сделал очередной глоток.