Соня удивленно и испуганно вскрикнула и закрыла лицо руками. Фрау Феликс сунула флакончик обратно в карман фартука и покинула помещение. Соня бросилась вслед за ней. Выбежав в коридор, она успела увидеть, как та исчезла за дверью одного из процедурных кабинетов. Она подошла ближе и услышала звук запираемого замка. Она постучала. Фрау Феликс не ответила. Соня постучала еще раз.
— Фрау Феликс!
За дверью было тихо.
— Фрау Феликс! — крикнула Соня в ярости.
Открылась соседняя дверь. Мануэль высунул голову в коридор.
— Что случилось?
— Она явно спятила! Ты знаешь, что она сделала?
— Потом расскажешь. Мне тут осталось еще двадцать минут.
Потом беззвучно, одними губами, прибавил:
— Боб!
И подмигнул.
Жидкость не имела ни цвета, ни запаха. Вероятно, это была вода. Святая вода. Соня сидела в комнате для персонала и ждала Мануэля. Она курила сигарету из его пачки. Свои она выбросила сегодня утром. Она никак не могла понять, что ее больше поразило — поведение фрау Феликс или тот факт, что Боб пришел на массаж к Мануэлю. Почему не к ней?
Открылась дверь. Но это был не Мануэль. Это была Барбара Петерс. В первый раз, с тех пор как Соня с ней познакомилась, она предстала перед ней в таком неухоженном виде. Она до сих пор не переоделась, хотя вернулась два часа назад. Волосы были растрепаны. Но на этот раз естественным образом.
— Банго здесь не появлялся?
Вопрос показался Соне более чем странным. Велнес-центр был абсолютным табу для собак. В том числе и для Банго.
— Нет. А что, он пропал?
— Когда я приехала, его дома не было. И я до сих пор не могу его найти.
— А когда его видели в последний раз?
— Вчера вечером. Мишель кормила его.
— Отель большой, может, его где-нибудь случайно заперли?
— Я уже везде побывала. Водолечебница была моей последней надеждой…
— Да он, наверное, просто гуляет где-нибудь поблизости.
Барбара Петерс покачала головой.
— Он никогда не гуляет один.
8
— Зачем ты пошел к Мануэлю?
— Люмбаго.
— Да, но почему не ко мне?
— У тебя я подрываю здоровье, а у него лечусь.
Соня рассмеялась. Она лежала на своей узкой кровати, положив голову Бобу на плечо и следя за причудливой игрой теней на потолке.
— Ты веришь, что звук может быть желтым, в розовых чешуйках? — спросила она.
— Если бы у звуков были цвета — почему бы и нет?
— У звуков есть цвета. И я их иногда вижу.
— Ференц Лист тоже в это верил.
— Я ничего не выдумываю, я это знаю. Мой мозг способен иногда видеть цвета звуков.
Она почувствовала в темноте полуулыбку Боба.
— И какого цвета мои звуки, когда я играю?
— Они — как дым сигареты. Не серый — когда его выдыхаешь изо рта или из носа, — а синеватый, когда он поднимается вверх от кончика сигареты.
Он прижал ее к себе.
— Именно так я и хотел бы играть — чтобы звуки были синими, прозрачными и невесомыми, как дым оставленной в пепельнице сигареты.
— А иногда я ощущаю даже вкус звуков.
— И какой же вкус у моей музыки?
Соня выпрямилась и склонилась к его лицу.
— Вот какой.
Она сунула ему в рот язык.
Боб еще спал, когда она тихо вышла из комнаты и повесила на ручку двери табличку «Просьба не беспокоить!».
Холл был пуст. За стойкой портье тоже никого не было. Из-за двери конторы доносился тихий голос диктора, читавшего утренние новости. |