К утру мужчина ни на шаг не приблизился к решению своей проблемы. Он лишь решил побеседовать с Куррэном и уговорить его, осторожно и вежливо, уехать от них. Морис все поймет — он и сам часто ронял, что они живут у Мартинов слишком долго. Однако Кевина терзали страхи и сомнения: действительно ли Наташа готова привести в исполнение свою угрозу и рассказать Касс об измене мужа?

Утро выдалось хмурое и безрадостное: все было мокрым, трава поникла, не слышалось пения птиц. Кассандре пришлось даже включить свет на кухне, так было пасмурно. Она с некоторой тревогой посмотрела на Кевина, завтракавшего за столом. Он, казалось, без аппетита поглощал вкусную яичницу, которую она ему приготовила. Чай он выпил в мрачном молчании.

— Дорогой мой, ты нездоров? — спросила девушка.

— Здоров, — отозвался возлюбленный, не глядя на нее.

— Чем сегодня займешься?

— Буду писать, — буркнул он. — Я сейчас набрасываю статью о птицах, поганках крестовидных. Думаю продать ее журналу «Сельская жизнь» или еще куда-нибудь. Увидимся за обедом. — И он исчез.

Касс доедала завтрак одна, с тяжелым сердцем. Что такое стряслось с Кевином? Наверное, эта девица, Наташа, чем-то его расстроила. А может быть, он попросил их уехать из дома, мадам Куррэн обиделась, и они поругались? Касс не знала, что и думать.

Была суббота. Джойс, дневная горничная, прислала своего старшего мальчика предупредить, что она слегла с простудой.

У миссис Мартин было много дел в усадьбе, но пришлось все оставить и приниматься за менее приятные занятия — заправлять постели, вытирать пыль и мыть полы.

Девушка втащила пылесос на верхний этаж. Но из головы у нее все это время не выходил муж, ее беспокоило его странное поведение.

Касс была не из породы любопытных кумушек, которые обожают подслушивать под дверями, но сейчас искушение было слишком велико. Она тихонько подошла к двери спальни Куррэнов, собираясь включить пылесос. Она знала, что не разбудит их шумом, потому что супруги уже проснулись; она сама относила им поднос с завтраком. Наташа обычно поднималась поздно, а Морис вставал с рассветом и очень просил, чтобы ему позволили завтракать на кухне, с Кевином, но Кассандра на это не соглашалась. Помимо плохого зрения, у музыканта, как считала Касс, были и другие проблемы со здоровьем. Последнее время он стал заводить разговор о том, что в ближайшее время намерен отправиться в Авену к знаменитому тамошнему окулисту.

Наташа, как видно, уже встала: из-за двери послышался ее голос, громкий и менее чарующий, чем обычно:

— О, перестань, Морис. Надоело выслушивать твои нравоучения. Так и знай — я отсюда никуда не уеду.

— Как это не уедешь, солнышко? Ты поедешь вместе со мной, мы уезжаем через неделю, — мягко возразил француз. — Мы едем в Австрию, может быть, там и останемся насовсем. Мне кажется, Англия тебе не очень подходит.

— Но мне нравится здесь! — капризно закричала женщина. — И я останусь здесь, а ты можешь проваливать куда хочешь.

— Мало ты здесь натворила бед? — холодно произнес музыкант.

— Не понимаю, о чем ты, — с притворной наивностью заявила его жена.

Кассандра застыла в коридоре у их двери, не в силах пошевелиться, двумя руками вцепившись в шланг пылесоса. Страшное чувство надвигающейся катастрофы лишило ее сил и приковало к месту. Голоса Куррэнов продолжали доноситься из-за двери. Супруги громко ругались и спорили, и при последних словах Мориса снежная лавина беды погребла под собой Касс.