— Но… разбрызгиватель?
— Я включил его, папа, — сказал Кристофер. — Я видел, как Генри обклеивал его бумажками с надписью, ну, тогда, когда ты уехал на поезде. Я прекрасно знал, где кран.
— Великолепно, — произнес я, но не было слов, которые могли в тот момент передать мои чувства по-настоящему. — Ну ладно, давайте выбираться отсюда, тут льет настоящий дождик.
Нил хотел, чтобы я взял его на руки. Я поднял его, и он обвил мою шею руками, прижался ко мне, и все мы вшестером, промокшие до нитки, медленно побрели к выходу.
Подъехал в своем джипе Роджер и изумленно уставился на нас.
Наверное, мы выглядели очень странно. Один высокий мальчик и один маленький мальчик прижимались ко мне, трое других окружали меня, и со всех текла вода.
Я сказал Кристоферу:
— Беги, перекрой воду.
Затем Роджеру:
— У нас был пожар в большом шатре. Сгорело немного покрытия, облитого бензином, и несколько досок на полу, но Генри был прав, парусина и не думала загораться.
— Пожар! — Он повернулся к входу, чтобы пойти и самому увидеть, что там такое.
— Хочу вас предупредить, — сказал я. — Там Кит. Он мертв.
Роджер задержался на шаг, потом вошел в шатер. Тут вернулся Кристофер, выполнивший поручение, и все мы — и мальчики, и я — стали трястись не то от шока, не то от того, что стояли мокрыми на легком апрельском ветерке.
— Марш в машину, — сказал я, указывая на автомобиль Дарта. — Вам нужно обсохнуть.
— Но, папа…
— Я еду с вами.
Они уже забрались в машину, когда из шатра вышел Роджер, на нем не было лица.
— Что тут могло стрястись? — озабоченно спрашивал он. — Придется вызывать полицию. Пошли в контору.
Я покачал головой.
— Первым делом мне нужно переодеть детей в сухое. Так им недолго подхватить и воспаление легких. Я вернусь.
— Но, Ли…
— Кит пытался поджечь большой шатер. Но…
— Но, — договорил за меня Роджер, — тот, кто пытается разжечь огонь с помощью бензина, рискует сгореть при этом сам.
Я слабо улыбнулся:
— Верно.
Я отвез мальчиков к автобусу, где все мы, особенно я, хорошенько отмылись в душе, переоделись в сухое, сменив всю одежду вплоть до трусов. Мою клетчатую рубашку с почерневшей, как будто от перегревшегося утюга, спиной пришлось выбросить в мусорное ведро, а не в ящик для прачечной. Кожу на спине саднило, как от солнечного ожога, ничего серьезного. Мне чертовски повезло, что рубашка была из толстой шерстяной ткани, а не из нейлона.
Когда ребята были готовы, я отправил их к миссис Гарднер и попросил ее напоить всех чем-нибудь горячим и сладким с фруктовым пирогом, если он еще остался.
— Дорогие вы мои, — сказала она, обнимая их, — заходите, заходите.
— Не уходи, папа, — произнес Эдуард.
— Мне нужно поговорить с полковником, но я скоро вернусь.
— Можно я поеду с тобой? — спросил Кристофер.
Я только тут обратил внимание, как он у меня вытянулся, прислушался к ломающемуся голосу и увидел в мальчике пробуждающегося мужчину, угадал в нем страстное желание скорее возмужать и чувствовать себя взрослым.
— Давай в машину, — скомандовал я, и, окрыленный, он быстро плюхнулся на сиденье рядом со мной.
— Когда ты вошел в большой шатер, что сказал тебе Кит Стрэттон? — спросил я.
— Тот человек? — Кристофер вздрогнул. — Вначале все было нормально. Он сказал, чтобы мы все зашли в большой шатер. |