Изменить размер шрифта - +
Да — кивок — в шатре горело. Да — кивок — Кит Стрэттон поджигал пол. Да — кивок — у Тоби обгорели волосы. Да — кивок — их спас отец.

«Стрэттонам, — с иронией подумал я, — не на что пожаловаться — я действовал совершенно в их духе, стараясь не поднимать шума».

В четверг сняли скобки с большинства заживших порезов, и я отвез Тоби в Суиндон, чтобы Пенелопа попробовала что-нибудь сделать с обгоревшей прической Тоби. Дарт был за шофера.

Я смотрел, как Пен смеется, отмывая сажу и упорный запах паленого; она стригла, взбивала, расчесывала остатки коротеньких волос. Наблюдал, как она внушала мальчишке уверенность в приобретенной им новой внешности, чем вызвала на его личике радостную улыбку.

Я смотрел и думал только об одном, как счастлив бы я был, оставшись наедине с этой женщиной.

Сверху, как клушка, оберегающая свое чадо от хищников, спустилась Филиппа, словно прочитавшая мои мысли.

— Во вторник я слишком разоткровенничалась с вами, — чуть обеспокоенно сказала она.

— Я вас не выдам.

— А Кит Стрэттон умер!

— Такая жалость, — согласился я.

Она рассмеялась.

— Ах вы, врунишка. Это вы убили его?

— В какой-то мере. — «С помощью двенадцатилетнего сына, — подумал я, — понял он это или нет, все равно». — Самооборона, я бы сказал.

У нее смеялись глаза, но голос звучал строго. Свое отношение к случившемуся она выразила одним-единственным словом «хорошо».

Пенелопа закончила возиться с вихрами моего двенадцатилетнего отпрыска. Я заплатил ей. Она поблагодарила меня. Она знать не знала, какие чувства к ней испытывал я, ни одной искорки ответной реакции не проскочило между нами, — я отец шестерых мальчиков, почти вдвое ее старше. Видевшая и понимавшая все Филиппа потрепала меня по плечу. Я поцеловал мать в щечку, но от этого страсть моя к дочке не улеглась, ничего не поделаешь. Я подхватил Тоби за руку и вышел из парикмахерской, чувствуя себя старым и опустошенным.

Дарт отвез Тоби к братьям, сидевшим у Гарднеров, и с готовностью доставил меня к Марджори.

Слуга с прежним апломбом впустил нас и объявил хозяйке о нашем приходе. Как и в прошлый раз, Марджори сидела в своем величественном кресле. Разбитое зеркало убрали, от растерзанных выстрелом Ребекки стульев не было и следа. Никаких признаков инцидента, во всяком случае видимых невооруженным глазом, не наблюдалось.

— Я пришел попрощаться, — промолвил я.

— Но вы ведь вернетесь в Стрэттон-Парк.

— Возможно, не вернусь.

— Но вы нам нужны.

Я покачал головой.

— У вас отличный управляющий ипподромом в лице полковника Гарднера. На следующих бегах вы соберете рекордное число посетителей благодаря удивительному умению Оливера Уэллса обращаться с прессой. Вы закажете великолепные новые трибуны, и что я сделаю, если захотите, так это прослежу, чтобы фирмы, представляющие вам проекты, были солидными и надежными. Ну а помимо всего этого, теперь у вас намного больше власти в вашей семье, и вам намного легче будет управлять ею. Кита больше нет, и вам не нужно ломать голову, как обуздать его. Ребекка у вас в руках, она ставила своей целью — и, вероятно, еще не отказалась от этой мысли — заполучить в свои руки управление ипподромом. Она сильно оскандалилась, так что даже после того, как вы отойдете от дел, Конрад и Дарт смогут всегда напомнить ей о шантаже и покушении на убийство.

Марджори выслушала меня и тут же нашла типичное для нее решение.

— Я хочу, — произнесла она, — чтобы вы были директором. Конрад, Айвэн и я проголосуем за это. Единогласное решение Совета.

— Правильно, правильно! — Дарт был в восторге.

Быстрый переход