— Уже работает.
— Как продвигается расследование дела Хамфри?
Пинаев помолчал, перенимая манеру поведения собеседников.
— Опрос его друзей и всех, кто имел с ним дело, не выявил никаких проявлений или предрасположения к патологии. Его помешательство внезапно.
— Как и вся эта чехарда в системе, — пробурчал Косачевский.
Калашников вопросительно посмотрел на него.
— Когда началась цепь событий в Сфере? — спросил в ответ директор Управления спасателей. — Сразу после появления в ней человека или нет?
— Год спустя.
— Причем внезапно, так? Не говорит ли это о какой-то эпидемии?
— Может быть. — Калашников прошелся по кабинету. — Но не думаю. Кроме случаев, относящихся к компетенции медицины, есть и другие.
— Но тогда ваша версия об охранной автоматике Сферы отпадает. Она должна была сработать сразу после появления человека, а не год спустя.
— Эта версия пущена в ход для дезинформации тех, кто работает под охранную автоматику. Тем не менее охрана жизненно важных центров Сферы существует. Я провел анализ происшествий и вот к чему пришел. Все странные случаи делятся на три группы: медицинскую, или эпидемическую, «уголовно-процессуальную» и «диверсионно-террористическую». — Калашников хмуро усмехнулся. — Не думал, что когда-нибудь придется прибегнуть к терминологии прошлого века: диверсия, террор, провокация, воровство… Каждая из групп происшествий обособлена, но не настолько, чтобы не иметь общего знаменателя. Согласен, в одних случаях мы были свидетелями работы сторожей Сферы, в других — жертвами собственной неосторожности, в третьих — что касается «краж со взломом и без» — нельзя исключить любопытства дайсов, братьев наших меньших, которым забрезжила заря цивилизации. Но случай с Норманом Хамфри нельзя объяснить никаким помешательством, в этом деле все странно: внезапность, эта дикая, бессмысленная бойня, которую он учинил, затем последующая потеря памяти… Вирус неизвестной болезни? Не исключено. Но у меня другое мнение.
— Медэксперты считают, что вирус здесь ни при чем, — тихо сказал Пинаев. — На шее Нормана найден след укуса виброкрыла, но в ранке, кроме слюны виброкрыла, действующей как наркотик, обнаружен препарат, не поддающийся идентификации.
— Интересно, — медленно проговорил Косачевский.
— Препарат может оказаться фикцией. — Калашников остался спокойным. — То есть, я хотел сказать, компонент слюны. Нужны дополнительные исследования в этом направлении. А в остальном… напрашивается тревожный вывод.
— Я догадываюсь, — сказал Косачевский. — В Сфере действуют чужие разумные существа.
Калашников кивнул.
— Вирус? Не исключено. Охранная автоматика — тоже. Кто-то из людей внезапно сошел с ума? Не исключено и это. Но все же ближе к истине — негативное вмешательство чужих носителей разума. Единственное, что непонятно, — цель этого вмешательства.
— А что, если вернулись хозяева Сферы? — вырвалось у Пинаева. — Ее конструкторы и строители?
Калашников и Косачевский одновременно посмотрели на него и переглянулись.
— Надо подумать, — сказал Калашников спустя минуту. — Мысль неожиданная. Весьма. Надо подумать.
Пинаев переменил позу, порозовел под взглядами.
— В последнее время мне почему-то кажется, что деятельность моей группы… м-м… находится под контролем.
Калашников молча ждал продолжения.
— Может быть, это чисто субъективное ощущение, — заторопился Пинаев, — но избавиться от него я не могу. |