|
На неодинаковой длины шнурах криво висели четыре жалкие картины, изображавшие лодку, плывшую по реке, корабль в море, мельницу среди поля и дровосека в лесу. Было видно, что они давно уже висят так и что по ним равнодушно скользит взор беспечной хозяйки. Дюруа сел в ожидании. Ждать ему пришлось долго. Но вот дверь отворилась, и вбежала г-жа де Марель в розовом шелковом кимоно с вышитыми золотом пейзажами, голубыми цветами и белыми птицами. - Представьте, я была еще в постели, - сказала она. - Как это мило с вашей стороны, что вы пришли меня навестить! Я была уверена, что вы обо мне забыли. С сияющим лицом она протянула ему обе руки, и Дюруа, сразу почувствовав себя легко в этой скромной обстановке, взял их в свои и поцеловал одну, как это сделал однажды при нем Норбер де Варен. Госпожа де Марель усадила его. - Как вы изменились! - оглядев его с ног до головы, воскликнула она. - Вы явно похорошели. Париж идет вам на пользу. Ну, рассказывайте новости. И они принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь этой внезапно возникшей простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к другому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которым два близких по духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями. Неожиданно г-жа де Марель прервала разговор. - Как странно, что я так просто чувствую себя с вами, - с удивлением заметила она. - Мне кажется, я знаю вас лет десять. Я убеждена, что мы будем друзьями. Хотите? - Разумеется, - ответил он. Но его улыбка намекала на нечто большее. Он находил, что она обольстительна в этом ярком и легком пеньюаре, менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна, но зато более соблазнительна, более пикантна. Госпожа Форестье с застывшей на ее лице благосклонной улыбкой, как бы говорившей: "Вы мне нравитесь", и в то же время: "Берегитесь! ", притягивавшей и вместе с тем отстранявшей его, - улыбкой, истинный смысл которой невозможно было понять, - вызывала желание броситься к ее ногам, целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исходившим от ее груди. Г-жа де Марель вызывала более грубое, более определенное желание, от которого у него дрожали руки, когда под легким шелком обрисовывалось ее тело. Она болтала без умолку, по обыкновению приправляя свою речь непринужденными остротами, - так мастеровой, применив особый прием, к удивлению присутствующих, добивается успеха в работе, которая представлялась непосильной другим Он слушал ее и думал: "Хорошо бы все это запомнить. Из ее болтовни о событиях дня можно было бы составить потом великолепную парижскую хронику". Кто-то тихо, чуть слышно постучал в дверь. - Войди, крошка! - крикнула г-жа де Марель. Девочка, войдя, направилась прямо к Дюруа и протянула ему руку. - Это настоящая победа, - прошептала изумленная мать. - Я не узнаю Лорину. Дюруа, поцеловав девочку и усадив рядом с собой, ласково и в то же время серьезно начал расспрашивать ее, что она поделывала это время. Она отвечала ему с важностью взрослой, нежным, как флейта, голоском. На часах пробило три. Дюруа встал. - Приходите почаще, - сказала г-жа де Марель, - будем с вами болтать, как сегодня, я всегда вам рада. А почему вас больше не видно у Форестье? - Да так, - ответил он. - Я был очень занят. Надеюсь, как-нибудь на днях мы там встретимся. |
