Изменить размер шрифта - +
Свет лампы бил в макушку, скользил по лбу, щекам и носу, оставляя в тени самое важное — глаза и рот. Я вздернул подбородок Глаза умные, рот строгий. Откуда она взяла, что я двоечник? Вот есть у нас в классе Ваня Печкин; глянешь на него, и сразу ясно, что живет человек в щели между двойкой и тройкой, как таракан. А у меня такой вид, будто я даже все европейские языки знаю плюс китайские иероглифы. А тут, ишь, раскудахталась, жар-птица!

Из комнаты донеслось:

— А ты всегда извиняешься, когда делаешь глупости?

— Я их не делаю! — отпарировал я.

— О-о! — Пружины со звоном разжались, и Валина голова появилась между портьерами. — А Спинста — это разве не глупость?.. Бесстыжие! Прозвать молодую красивую замужнюю женщину старой девой! — Валя раздернула портьеры и, резко сведя их за спиной, шагнула вперед, представ передо мной по-театральному ярко и ознобно — в белой кофточке и красных брючках.

Я смутился и, надевая берет, сказал:

— Ну, я пошел.

— А извинение.

— Извини.

— Я тут ни при чем.

— Но вы — одно и то же.

— Одно, да не совсем.

— Тогда передай.

— Нет уж, извиняйся сам.

— Тогда я позвоню.

— У нас нет телефона.

Музыка, все время сочившая из глубины комнаты, оборвалась, забили позывные радиостанции «Маяк», потом пропикало, и диктор объявил, что московское время четырнадцать часов, то есть восемнадцать по-нашему.

— Ну вот, минут через пятнадцать-двадцать Света будет, — сказала Валя. — Можешь подождать.

Я не знал, что делать. Оставаться дольше не хотелось. Чем заниматься и о чем беседовать с этой бойкой куклой целых двадцать минут? Но возвращаться не хотелось и подавно… Вдруг у меня мелькнула мысль, и я спросил:

— У вас радио от сети или приемник?

— Приемник.

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Сдернув берет, я прошел за ней. Комната выглядела пустой, хотя были тут диван, стол, стулья, сервант, книжные полки, телевизор, но все это плотно прижималось к стенам, точно в огромной центрифуге, даже ковер, которому бы лежать на полу, прилепился над Диваном. Желтый, с коричневыми разводами приемник стоял на приземистой тумбочке в правом углу, у окна. Мощный, с полным набором диапазонов, он тихо светился широкой шкалой и блестел, как зубами, тесным рядом клавиш.

— Ничего машина, — сказал я, пробежавшись по УКВ. — Сверимся. На моих — шесть ноль шесть.

Валя недоумевающе скосила голову, глянула на свои часики, встряхнула их, послушала и сказала:

— Стоят.

— Заведи. В семь ноль-ноль я выйду в эфир — извиняться, — сказал я и ткнул пальцем в шкалу. — Ловите меня вот тут, на волне десять метров.

— Как в эфир? — не поняла Валя.

— Ну, как — раз! — и вышел. Только не прозевайте, это минутное дело. Позывные — Мёбиус.

— Мёбиус?

— Да, Мё-би-ус. Запомнишь?

— Запо-омню, — протянула Валя, широко открыв свои карие, густо опушенные черными ресницами глаза.

— Ну, вот и все.

— А как это будет?

— Услышите. Значит, в семь ноль-ноль, — напомнил я, расправляя скомканный берет.

Валя опять глянула на свои часики и, неожиданно подавая мне руку, будто для поцелуя сказала:

— Поставь, пожалуйста, по своим.

Я было нахмурился, мол, нечего, девочка, чудить но, поймав ее серьезно-любопытный взгляд, чем-то напоминавший взгляд Авги Шулина, вдруг взял ее холодные пальцы и, сунув берет под мышку, второй рукой сосредоточенно подкрутил маленькое тугое колесико и подвел крохотные стрелки.

Быстрый переход