Оказывается, она решила, что у Аллегры начинается кашель, и чтобы не простудить ее еще больше, перенесла ее кроватку из детской с открытыми форточками в кладовую — а потом забыла о ней.

А ты ведь знаешь, Джуди, где кладовая. У нас кровь застыла в жилах, и мы растерянно уставились друг на друга. Весь восточный флигель был уже пуст, а лестницы третьего этажа охвачены пламенем. Не было ни малейшей надежды, что ребенок жив. Доктор первый пришел в себя. Он схватил одно из мокрых одеял, лежавших на полу в передней, и кинулся к лестнице. Мы кричали ему вслед, чтобы он вернулся, ведь это сущее самоубийство; но он продолжал свой путь и исчез в дыму. Я бросилась во двор и крикнула пожарным на крышу. Окно кладовой было слишком маленьким, чтобы мужчина мог пролезть в него, и они не открывали его, чтобы не создать сквозняк.

Не могу описать тебе, что произошло в следующие десять минут. Лестница третьего этажа с треском рухнула и оттуда вырвалось пламя, ровно через пять секунд после того, как доктор поднялся. Мы считали его погибшим, но вдруг раздался крик из толпы, стоявшей во дворе; оказалось, что он на секунду появился у одного из слуховых окошек и крикнул пожарным подать лестницу. Затем он исчез; мы думали, что они ни за что не успеют приставить эту несчастную лестницу; наконец ее приладили, и двое пожарных поднялись по ней. Открыли окно, сделался сильный сквозняк, и огромный столб дыма вырвался сверху. После целой вечности доктор снова появился с белым пакетом в руках. Он передал это пожарным, зашатался и исчез из виду.

Не знаю, что случилось за следующие несколько минут. Я отвернулась и закрыла таза. Каким-то образом они вытащили его и добрались до половины лестницы, а потом он выскользнул у них из рук. Понимаешь, он был без сознания от всего этого дыма, а лестница была скользкая и страшно качалась. Как бы то ни было, когда я открыла глаза, он лежал на земле, окруженный толпой, и кто-то кричал, чтобы ему дали воздуха. Сперва думали, что он умер. Но доктор Мэткаф из деревни осмотрел его и сказал, что у него сломана нога и два ребра, а помимо этого он как будто цел. Его положили на два детских матраса, выброшенных из окон, перенесли на телегу, на которой приехала лестница, и увезли домой все еще без сознания.

Мы же, оставшиеся, продолжали работать как ни в чем не бывало. Самое странное в подобных несчастьях — то, что ты так захвачен работой, что не успеваешь ни о чем подумать, и только потом, когда приходишь в себя, оцениваешь все, как есть. Доктор без малейшего колебания рискнул своей жизнью, чтобы спасти Аллегру. Это был самый геройский поступок, какой мне приходилось видеть, а между тем все заняло каких-нибудь пятнадцать минут этой ужасной ночи. В то время это был просто один из инцидентов.

И он спас Аллегру. Она вылезла из одеяла со взъерошенными волосами, лицо ее выражало приятное удивление — по-видимому, она решила, что это новая игра в прятки. Она улыбалась! Этот ребенок уцелел каким-то чудом. Пожар начался за три фута от ее стены, но, благодаря направлению ветра, он двинулся в противоположную сторону. Если бы мисс Снейс немного больше верила в свежий воздух и оставила окно открытым, огонь проник бы внутрь. Но, к счастью, мисс Снейс в свежий воздух не верит, и этого не случилось. Если бы Аллегра погибла, я бы никогда не простила себе, что не отдала ее Бретландам, и я знаю, что доктор тоже никогда бы себе не простил.

Несмотря на все потери, я поневоле счастлива, думая о двух трагедиях, которых удалось избежать. За семь минут, когда доктор был отрезан на пылающем третьем этаже, я пережила настоящую агонию, и теперь еще просыпаюсь ночью, дрожа от ужаса.

Но постараюсь рассказать тебе остальное. Пожарные и добровольцы — особенно шофер и конюхи от старика — неистово работали всю ночь не покладая рук. Наша новейшая кухарка — негритянка, героиня в своем роде, затопила плиту в прачечной и сварила целый котел кофе.