У нас нет больше никаких общих интересов; мы не друзья. Он этого не понимает. Он думает, что все это моя фантазия, и, если я заинтересуюсь его жизнью, все будет хорошо. Конечно, я интересуюсь им, когда он со мной. Я говорю о тех предметах, о которых ему хочется говорить, и он не знает, что целая часть меня — и самая значительная — не имеет с ним ни одной точки соприкосновения. Я притворяюсь, когда я с ним. Я не я, и если бы нам пришлось жить в ежедневном общении, я бы притворялась всю свою жизнь. Он хочет, чтобы я следила за его лицом и улыбалась, когда он улыбается, и хмурилась, когда он хмурится. Он не может понять, что я такая же личность, как и он.

У меня есть светский лоск, я хорошо одеваюсь, я представительна, я была бы идеальной хозяйкой в доме политика — вот почему он любит меня.

Но как бы там ни было, я вдруг увидела с ужасающей ясностью, что если я выйду за него, то через несколько лет окажусь в положении Елены Брукс.

Она сейчас для меня гораздо лучший образец замужней жизни, чем ты, милая Джуди. Мне кажется, такое зрелище, какое представляете вы с Джервисом, в высшей степени опасно для общества. Ваш счастливый, мирный и дружеский вид подстрекает беззащитных зрительниц кинуться на шею первому встречному мужчине — а он всегда оказывается совсем не тем, что нужно.

Во всяком случае, мы с Гордоном рассорились окончательно и бесповоротно. Я предпочла бы покончить дело без ссоры, но, принимая во внимание его темперамент — и мой тоже, надо признаться, — мы не могли разойтись без оглушительного взрыва. Он приехал вчера после обеда, и мы отправились на прогулку через усадьбу старика. Три с половиной часа мы ходили взад и вперед по холмам и разобрали себя до самых сокровенных глубин. Никто не сможет сказать, что разрыв произошел из-за взаимного непонимания.

Кончилось тем, что Гордон ушел, чтобы никогда не вернуться. Я стояла на холме и смотрела, как он удаляется; когда же он скрылся с глаз, на меня нахлынула совершенно неописуемая радость свободы. Я не думаю, что счастливая замужняя женщина могла бы понять, как восхитительно сознание, что ты ОДНА и ни от кого не зависишь. Мне хотелось обнять весь мир, внезапно ставший моей собственностью. Какое счастье, что с этим покончено! Правда предстала перед моими глазами еще в ночь пожара, когда я видела гибель старого Джона Грайера и представила себе, что на его месте будет выстроен новый, без меня. Жгучая ревность сжала мне сердце. Я не могла бы отказаться от приюта, и за те кошмарные мгновенья, когда я думала, что мы потеряли нашего доктора, я поняла, как дорога для меня его жизнь и насколько она ценней жизни Гордона. И тут же я почувствовала, что не смогла бы оставить его. Я должна продолжать свое дело и привести в исполнение все планы, которые мы с ним вместе составили.

Кажется, я тебе ничего не рассказала толком, просто наговорила кучу слов; но я так переполнена всевозможными чувствами, что мне хочется говорить, говорить и говорить, пока не договорюсь до нормального состояния. Итак, я стояла одна в зимних сумерках, глубоко вдыхала свежий, холодный воздух и чувствовала себя счастливой, свободной птицей, а потом побежала вниз по холму, через поле, к нашей железной ограде и запела. Конечно, это было скандально; ведь, по всем традициям, мне следовало бы тащиться домой со сломанным крылом. Я ни на минуту не подумала о бедном Гордоне, унесшем с собой на вокзал разбитое сердце. Когда я вошла в дом, меня встретил веселый топот детей, отправляющихся ужинать.