|
- Нет, нет! Что за вопрос! Чем я... - Решительно ничем. Успокойтесь. Тогда вам, значит, ничто не мешает любить леди Олимпию. - Наоборот! Они вошли в зал и приветствовали ожидавших. Леди Олимпия была напудрена хуже, чем прежде. У нее были влажные глаза и сладостно оживленные, счастливые движения. Мортейль был довольно бледен; он отвечал на завистливые и насмешливые взгляды язвительной холодностью. Музыка тотчас же заиграла, и, встречаясь и расходясь с Мортейлем и его дамой, Якобус продолжал разговор с герцогиней. Он громко говорил о леди Олимпии, глядя ей при этом прямо в глаза. Она равнодушно улыбалась. Его жесты становились все более возбужденными. - Кто же любит леди Олимпию? - говорил он. - Леди Олимпия роскошная картина; я забыл поместить ее в зале Венеры в виде охотницы за любовью, красной, широкой, белокурой, смеющейся влажными губами, с откинутой назад головкой, так что вздувается шея. С ней падаешь в траву и даешь взять себя. Потом уходишь, и некоторое время перед глазами еще стоит блеск ее красного тела. Больше ничего. Она - картина, а в картинах я знаю толк слишком хорошо. Их я не люблю. - Ну, к счастью, я тоже картина. Вы помещаете меня то на потолок зала в качестве Дианы или Минервы, то в парижский салон в качестве Duchesse Pensee. Какое странное название, как оно пришло вам в голову? - Та картина - не вы, герцогиня, это ваша мысль - мысль той минуты, когда вы остановились в моей мастерской в Риме перед Палладой Ботичелли. Я говорил уже вам, что уловлю вашу душу с той минуты, как только вы исчезнете с моих глаз. - Почему вы никогда не показывали мне этой картины? Я хотела бы иметь ее. - Она продана... одной немецкой даме. - Кто она такая? - Дочь одного рейнского промышленника... Я женился на ней. - Что вы говорите? Команда en avant deux разлучила их. Леди Олимпия взяла руку Якобуса и покачивалась с ним в середине четырехугольника танцующих. Она сказала: - Вы невежливы, мой крошка, но я не сержусь на вас. Вы нравитесь мне, тут ничего не поделаешь. Впрочем, вы скоро будете просить у меня прощения за все это. - Слишком скоро! - возразил Якобус. В промежутке между двумя фигурами герцогиня повторила: - Что вы сказали? Вы женаты? - И я горжусь этим, - заявил он. - Подумайте, непосредственно после успеха, который мне доставил ваш портрет, я женился на молодой, богатой девушке, которая чуть ли не во всем - ваша противоположность. Нет, герцогиня, я не люблю вас. - Вы все еще не успокоились? - Беспокоит меня то, что я вас слишком часто рисую. Вы не простая картина, как леди Олимпия. Ах, с той покончишь одним холстом на вечные времена! Но вы, герцогиня, вы кажетесь мне одной из моих грез. Повторяю, вы тревожите меня всякий раз по-новому. Я никогда не вижу вас в окончательной форме. Они должны были расстаться. - Тем не менее я надеюсь, что вы только картина, - успел он еще заметить. - Я тоже, - ответила она. Когда они опять столкнулись, он объявил: - Я люблю только там, где мало вижу и где для меня нет искусства. Мое искусство должно быть сильным, строгим, безличным и независимым от мягких чувств. Любовь... рассказать вам, где я любил больше всего? - Расскажите. - Я рисовал где-то в России охотничьи картины и каждое утро по дороге к павильону, который служил мне мастерской, проходил мимо огороженного куска парка. |
