|
Теперь об общей конфигурации речного дна у нашего берега Гаронны. Судя по всему здесь, в нижнем течении, после слияния с Дордонью, она «дрейфует» от левого, низменного, берега, где откладывает свои наносы, к правому, возвышенному, который стремится подмыть своим течением. Этот процесс сдерживается скалистым основанием холмов на правом берегу – он с трудом поддается размыванию, поэтому речные наносы на левом берегу откладываются медленно и неравномерно. А иногда процесс обращается вспять, и река промывает в уже отложенных наносах новые протоки. Общее сечение речного русла год от года должно оставаться неизменным, и, откладывая наносы в одном месте, поток вынужденно размывает их в другом. Свои «пять копеек» добавляет в этот процесс Дордонь, выбрасывающая в более широкую и медленно текущую Гаронну уже свой осадочный материал. В наше время у левого берега находился длинный наносной остров, возникший под влиянием доходивших сюда морских приливов, два раза в сутки останавливавших речное течение. Ныне же это не остров, а только подводная отмель, намного более скромная и короткая, нигде не подходящая к поверхности воды ближе, чем на два метра. Как раз на самый ее край под острым углом двумя третями своего корпуса и выскочила итальянская субмарина. Между отмелью и нашим берегом есть своего рода протока, и ее глубины в среднем – от шести до восьми метров, в то время как на главном русле достигают двенадцати метров. Конечно, «Отважному» с его максимальной осадкой в метр двадцать чихать на всю эту гидрографию, но корабли покрупнее садятся на этой отмели с полной гарантией. И еще: строить на ее основе продольную дамбу для защиты гавани не имеет смысла, поскольку сформировавшаяся таким образом протока своим горлом будет открыта в сторону главного русла Гаронны, без узких мест и поворотов, защищающих от напора льда. В результате такая дамба не защитит от ледохода, а только рассечет его пополам на два потока. Увы, это так. Если где и строить гавань, то это в устье Ближней, которое было бы желательно расширить и углубить, защитив вход в нее поперечной насыпной дамбой, не затапливаемой даже в сильные половодья. Но это вопрос не сегодняшнего дня.
– Ладно, – махнул рукой Антон Игоревич, – тема закрыта, в таких делах ты разбираешься лучше. Теперь у меня вопрос к товарищу Гвидо Белло. Как идет демонтаж субмарины, не нужна ли какая помощь для ее ускорения, пока окончательно не встал лед, и что из оборудования мы сможем использовать непосредственно, а что придется переработать как вторсырье? Лейтенант Гвидо Белло, последние два месяца регулярно посещавший курсы по русскому языку «для взрослых», понял этот вопрос без перевода. – Помощь не нужно, – сказал он, – мы почти закончить. Разобрать и вытащить все, даже дизель. Он на субмарина не как на машина. Каждый цилиндр и поршень отдельно. Остаться только фундамент, аккумулятор и бак с соляр. Еще мало-мало – и корпус всплыть. Мы заводить на берег якорь и крепить. Если вы говорить да, то крутить лебедка – тянуть субмарина с мель к берег. Аккумулятор электричество есть. Если якорь сорваться или лебедка ломаться, мы оторваться, а потом – фьюить – плыть поток до самый море. Вот так, товарищ Антон. – Значит, так, – сказал Сергей Петрович, – тут, скорее, мои прерогативы, а не геолога. Попробовать снять субмарину с мели разрешаю, но только предварительно надо убрать с нее всех лишних. И чтобы лодка сразу стояла у борта наготове: если что-то пойдет не так, сразу спасаться по способности. Люди для нас важнее железа. – Соляра жалко, – вздохнул Антон Игоревич, – невосполнимый ресурс. И перекачать его нам не во что. Но в главном ты, Петрович, прав. Как там говорил Потемкин: люди – все, а деньги, то есть в наших условиях материальные ценности – ничто. Так что давайте: получится – хорошо, не получится – лишь бы все были живы и здоровы. |
