– Это не предательство вовсе, – осоловело‑задумчиво ответил Степан.

– А гораздо хуже. Так я вижу…

– Больше всего переживает Андрей, младший брат Стасика, – пояснила Алла Степану. – Родители его погибли. Андрей‑то полунаш, и с братом всегда был связан почти мистически, чутьем. От него мы ничего не скрывали.

Степан вдруг впал в забытье. Сестры любили, когда он забывался. Минут через десять Милый очнулся.

– Где побывал‑то, Степанушка? – вздохнула Ксюша. – Нас‑то помнил при этом?

Степан ничего не отвечал. Лицо его расплылось в бесконечности.

В это время раздался тревожный, длительный телефонный звонок. Ксеня подошла. Нажала на кнопку, чтоб голос был слышен всем в комнате.

Говорил Нил Палыч.

Сестры обомлели, а у Степана даже расширились глаза.

– Не влезайте в это дело, – голос Нил Палыча звучал жестко и резко.

– Не исследуйте ничего. Я‑то думал, феномен самый обыкновенный, но оказалось – ужас, все пошло по невиданному пути. Такого не бывает. Ни в коем случае не суйтесь. Не шумите, сидите тихо. Ждите моего звонка.

– Где вы находитесь? – с дрожью спросила Ксеня.

– За границей, – сурово ответили в трубке. – Скоро буду. Ждите.

И все слышали, что Нил Палыч повесил трубку. В квартире все притихло. Мяукнула кошка, но слабо,

– Будем ждать, – заключил Степан несвойственным ему голосом.

Глава 4

Андрей, брат Стасика, был взбешен феерическим, якобы бредовым уходом брата.

– Почему он мне ничего не сказал?! – говорил он сам с собой, сидя в пустующем баре около Чистых Прудов. В окно смотрела луна. – Одна недосказанность, словно что‑то мешало ему. А мы ведь так близки были всегда! Кто его довел? Что с ним? Где я?

Он то бормотал, то переходил на язык мысли.

– Но я чувствую, что это глубоко меня касается. Даже моей судьбы… Мне страшно… Может быть, он и не брат мне вовсе… Нет, нет, он был человеком в чем‑то даже обыкновенным, веселым к тому же порой… Как он любил веселиться!!!

К нему подсел какой‑то хмурый человек с отрешенным лицом. Чувствовалось, что ему ни до чего не было дела. Он молчал.

«У многих уходят близкие. Ну, горе и горе, – думал Андрей. – Но здесь что‑то чрезвычайное, непонятная утрата, но – да, да, да – это касается моей личной судьбы… Мы были так близки где‑то… Со мной что‑то произойдет. Вот в чем дело. Потому надо мне докопаться – в чем дело тут, что случилось, наконец!.. Ведь никто не может даже не только понять, но и просто сказать, по факту, что на самом деле случилось. Что произошло?»

Последние слова опять вырвались у него вслух, с визгом, но сидевший напротив даже не пошевелил бровями.

«Надо действовать», – подумал Андрей и заказал еще порцию водки.

Выпил и, посмотрев в лицо угрюмо молчавшему единственному соседу по столику, вдруг закричал в это неподвижное лицо:

– Стасик был моим старшим братом, он как отец… И Аллу он любил… Но предал, бросил и меня и ее. Этого не может быть… Значит, Стасик был не Стасик, а кто‑то другой! Что ты молчишь, морда?!!

Сосед в ответ только кивнул головой. Андрей глянул молниеносно, и вдруг заметил в нем совсем иное: беспокойно бегающие, безумные, желающие до предела уменьшиться глазки.

Андрей взвыл, плюнул ему в блюдо, поцеловал в лоб и выбежал из бара, бросив на стол деньги.

Он слышал рев соседа:

– Мой друг… мой друг! Но потом и вой исчез.

На улице ему хотелось только одного: разрушать и разрушать.