Казалось, вся Москва хохотала над ним. Никогда еще великий город не казался ему таким чужим.

«Все не то, дома, люди, какие наглые постройки, – мелькало в уме. – Тупая реклама».

Он не мог войти в обычное состояние, то быстро шел, то слегка бежал – то какими‑то темно‑жуткими проулками без единой души, то местами, где потоки света сжигали мысли, где бродили, как в полусне, люди.

– Все было так ясно: учеба, поэзия, философия – и все обрушилось, все затрещало… Все оказалось бредом, а реальность – проваливающийся в бездну брат, его издевательская записка и хохочущая Москва. И ни веры, ни царя, ни Отечества.

«Надо все‑таки кому‑нибудь дать в морду», – пьяно‑трезво подумал Андрей.

Он оказался на пустынной части какого‑то бульвара. Мрак разрезался только судорогами огней вовне.

На скамейке Андрей заметил парня. Подлетел и тут же двинул ему в зубы. К его полупьяному изумлению, парень заплакал, и не думая сопротивляться.

– Ах, плакать! – взбесился Андрей – Сосунок! У мамки или сестры под юбкой плачь! А не при мне! Получай!

И начал колошматить парня, но все‑таки слегка, не по лицу уже.

– Я брата потерял, черт тебя дери, сосунок! – приговаривал, колошматя, Андрей. – И не только брата! Я всю реальность потерял, понимаешь ли ты или нет, гаденыш!.. Все рухнуло… Я сам скоро провалюсь куда‑нибудь, за братом!

Вдруг он остановился и пришел в ужас от содеянного. Минуту стоял молча перед обалдевшим юнцом.

– Ты меня только прости, парень!.. Я нечаянно!.. Прости… Прости!.. Дай я тебя поцелую.

Парень молчал, всхлипывая. Андрей взревел:

– Ну дай я поцелую тебя, родной!.. Прости меня… Без прощения не уйду.

– Уйдите, уйдите, – взвизгнул вдруг парень. – Мне страшно. Лучше бейте, но не целуйте! И прощение ваше странное!

Андрей истерически расхохотался:

– Ах ты, философ мой! Лао‑цзы маленький! Давай тогда я лучше тебе мою рубаху подарю! – и Андрей сбросил затем рубаху с себя. Куртку надел, а рубаху сунул на колени парнишке:

– На, хорошая… Мне не жалко… Слезы утри ей или носи на память. И не реви больше, что же с тобою в аду тогда будет, парень!.. Не раскисай! Здесь еще не ад.

Встал и с загадочной искренностью обнял парня, глядя обездушенными глазами на луну.

– Вперед! – И побежал дальше по темным аллеям и мимо мечтающих о смерти деревьев.

Все время хотелось крушить. Несколько раз основательно швырнул камни в стабильные предметы, в покинутый киоск с пивом, в рекламу, призывающую к сладкой жизни. Одинокие прохожие шарахались, уходя в свет. Но свет был лиловатый с подозрением на мрак.

Андрей подбежал к проститутке. Но отпрянул, поразившись ее беспомощности.

– Молодой человек, молодой человек! – дико закричала она ему вслед.

– Куда же вы от меня, куда же вы?

Ответа не было. Женщина задумалась:

– Не надо было мне становиться проституткой, последнее время многие бегут от меня, как только увидят… Но почему, почему?.. Что во мне вызывает отвращение?

И она попыталась взглянуть на себя без зеркала, но осоловевший взгляд застыл в пустоте.

…А Андрей все больше и больше свирепел:

– Это не мой город! Это не Москва! Она изменилась!

И он остановился, пораженный воспоминанием о человеке в баре: то, как босс какой‑то, молчал, то вдруг глазки стали бегать, как крысы!

– Где мой брат, где мой брат?.. Где реальность?.. Я ищу тебя, Стасик, я ищу тебя! – дико и хрипло закричал Андрей. – Я ищу тебя!

И оказался прямо перед стариканом в хорошем пиджаке.