На фоне местных богов российские бандюганы выглядят приличными и гуманными парнями.
О чём я ещё должен был договариваться со степным уродом? Требовать гарантии, что он не заразит нас сифилисом? Ведь не обещал, что не заразит…
Пытаясь перевести разговор в более приятное русло, рассказал Веруну о своих планах. Конечно, обещал, что возле любого рудника возникнет его роща.
– Хорошо! Саженцев дам, – старый хрыч оживился и откровенно расцвёл. – С Подгруном договорился?
– С ке ем?! – а внутри сразу заныло в нехорошем предчувствии.
– С богом подземелий, конечно. Погреб или фундамент можешь вырыть, могилу там. На это он сквозь пальцы смотрит. А уж штольню без договоров и подношений – ни ни. Враз свод обрушит, людей заживо похоронит. Тенгрун рядом с ним – добряк.
Приподнятое настроение испарилось.
С другой стороны, добывают же уголь и руду. А цена высока их от перевозки. Значит, и с подземным упырём добазариваются. Знать бы – как.
Верун не в курсе, а если и догадывается, то не говорит.
На том распрощались.
На последних шагах перед воротами в замок спросил Нирага:
– У Фарта осталась семья?
– Жена. Ребёнок. Один вроде. В деревне.
– Вдовы убитых Фартом…
– Погонят её кольями.
– Так. Баба за дурость и жадность своего мужика не в ответе. Дашь ей серебрушку, но тихо, чтоб никто не знал. Лучше золотом и медью.
– Из моей доли?
– Из глейской. Не дури. Да, ты прохлопал. Но не настолько, чтоб тебя прогибать. Мы – дома, серебро цело. С большего всё путём. Сейчас нас встретят.
Если я ожидал, что из замка выбежит Мюи, непростительно быстро семеня ногами для беременной, а Бобик радостно залает и запрыгает вокруг нас обоих, то ничего подобного. Стража открыла ворота, пустила нас внутрь. И народу не шибко много…
– Где брент Клай с его людьми? Неужто ещё не приехал?
– Приехал, господин глей. И наутро уехал, сказав: ноги моей здесь больше не будет, в доме колдунов, – охотно сообщил замковый хрым, такие любят мыть кости хозяевам. – Мюи у себя взаперти. Ваши батюшка с матушкой в доме, ужинать изволят.
Та ак… Между членами моего семейства пробежала, кажется, чёрная кошка размером с пырха. И я даже догадываюсь, кто её вскормил и скомандовал ей «фас».
К спальне, месту самозаточения моей благоверной, хрымы потащили сундуки с серебром и золотом. Тянули с трудом, но самым сложным было войти в последнюю дверь, запертую на засов изнутри. Измочаленный походом, я менее всего был настроен на бой с супругой.
– Мюи! Открой, дорогая. Я измотан тяжкой дорогой, едва не погиб. Открой!
– Иди к своей Настье! – донеслось через минуту.
Ага… Спасибо, мама, просветила мою беременную жену. Более подходящего времени, конечно же, не нашла. И в присутствии её отца, чтоб два раза рот не открывать. Сразу всех отоварила.
– Мюи! Родная! Настя – жена твоего папы. Она мне нравилась и довольно сильно, но давно. Между нами ничего не было.
Лязгнул засов. Первая надежда на скорое прекращение глупых пререканий.
Моя рыжая распахнула дверь. Но стала в проёме, уткнув руки в бока и перегораживая вход. Соседство хрымов благоверную не смутило ни в малейшей степени. Пусть слышат.
– Ты утаил главное! Что был в неё без ума влюблён! Что она тебя отвергла! Так зачем привёл её сюда, стерев память? Чтоб она не могла вспомнить о твоей неудаче, и ты попробовал снова?
Дражайшая знала в общих чертах о случившемся. Но подробности, поданные определённым образом и соответствующе истолкованные, полностью исказили картину.
Я открыл было рот, чтоб ответить… И вдруг понял, что сию секунду это не главное. |