– Ещ щё ё о о… Ду ушу… вы ы ыпи и ить…

– Видишь молодого придурка с плеткой в руке? Валяй.

– Далеко о о. Бли и иже…

Вот оно. Троллейбус не уедет от проводов, верья не улетит от рощи. Ладно. Разобравшись с крестьянскими коровками, я снова потопал к Нимирху.

– Верья на тебя глаз положил. Не хочешь подойти к нему – поздороваться?

Тот с ненавистью глянул в сторону рощи. Неровен час, добудет баллисту и начнёт пулять туда чем нибудь огненным.

– Хрен твоему верье. А Верун наглый стал. Мелкий периферийный божок. Таких с десяток. А вот – возомнил себе. К столице полез. Тебе он – кто?

– Мне – союзник. В чем то партнёр. Защитник.

– А, плевать. Мы находимся под покровительством самого Моуи.

– Так смело дуй вперёд и скажи это верье! Беда слишком великих богов в том, что они редко вмешиваются в дела обычных людей. Ты для Моуи – муравей. Или клоп. Ну, задавили клопа – велика ли потеря?

– Придержи язык…

– А ты не обижайся на правду. И за рощей следи. Пришли хрымов с угощениями Веруну. Пусть славят имя его, приближаясь, верья не тронет. Мусор уберут. Тогда не буду предъявлять купчую в суд. Но с тебя – услуга.

– Что ещё?

– Каросский кхар и пара верховых воинов на поездку к королю. На обратном пути отдам.

Он нехотя кивнул и повернулся ко мне спиной. Где их воспитывают такими засранцами? Тяжёлый тип.

Глава 8

По дороге в столичный Дорторрн вспомнил тягостный разговор с мамой. Только небольшую часть земель, отобранных у степи, успел засадить виноградом. Хотел половину квадратной меры… то есть чуть больше квадратного километра. Размерения России и Европы постепенно уходят в прошлое, считаю на местный лад. Ещё бы четверть квадратной меры пустить на плантации!

Виноград, если за ним присматривать, штука отличная. Сок бродит и даёт прекрасное вино. Естественный наброд доходит до 10–12 градусов. Добавив пшеничный нир высшего качества для крепления, сделаю портвейн. Ну а жмых – шикарное сырьё для получения браги. Торговая марка «Гоша» пополнится виноградной чачей. Помню, у одного из служивших в автороте срочников родители жили на Северном Кавказе, передавали нам чачу. Сила! Конечно, строго запрещено, но я отливал немного командиру роты, и он крепко зажмуривал глаза.

О кавказском виноделии вспомнилась грустная песня времён горбачёвской «перестройки», когда виноградники сводились под корень ради «борьбы с пьянством и алкоголизмом». Я то, конечно, видеть мишкины чудеса не мог, отец рассказывал. И дед. Они оба хлебнули от распада СССР.

Над предгорьями Кавказа

Солнце доброе не светит.

Старики вздыхают молча.

Исподлобья смотрят дети.

Вырубают виноградник, –

Без вины пришла расплата.

Виноградная лоза, –

Ты ни в чём не виновата…

Ты дарила людям радость,

Звонко пела и смеялась.

Гибкий стан твой порубали.

Поле мёртвое осталось…

Рубанули за мгновенья.

За столетья – нет возврата…

Виноградная лоза, –

Ты ни в чём не виновата…

Дальше слов не помню, где то в том же духе. Я, наверно, насмерть бы стал за виноградник, как Верун за свою рощу. Тем более, здесь сама местность толкает к виноградарству.

Климат теплее, чем на Брянщине. Не только в другой мир переселился, но и в погодную зону. Как будто на тысячу мер южнее родной деревни. Виноград здесь есть и хорошо вызревает. Но вина делают мало – господа предпочитают нир, вино наливается дамам, не щедро.