Ларри Нивен. Мир - КольцоМир - Кольцо - 1
1. ЛУИС ВУ…
Луис Ву материализовался в центре погруженного в темноту Бейрута, в одной из ряда трансферных кабин. Его тридцатисантиметровая косичка сверкала идеальной белизной искусственного снега, кожа на бритой голове была желтая, зрачки золотые. Одет он был в голубой халат с вышитым золотым трехмерным драконом. В момент материализации на его лице была широкая улыбка, открывающая великолепные жемчужные идеально ровные зубы. Он улыбался и махал рукой. Однако улыбка тут же исчезла, и лицо Луиса Ву стало похоже на обвисшую резиновую маску. Ему было уже немало лет. Какое-то время он смотрел на кипевшую вокруг жизнь Бейрута, на людей, появляющихся в кабинах из неведомо каких мест, на толпы пешеходов, бродящих по выключенным на ночь тротуарам. Часы начали бить одиннадцать ночи. Луис Ву выпрямился и вышел в ожидающий его мир. В Реште, где еще продолжался устроенный им прием, уже наступил следующий день, а здесь, в Бейруте, он наступит через час. В ресторане под открытым небом он поставил всем по нескольку порций ракии, спел за компанию несколько песен по-арабски и на интерволде, а около полуночи – перенесся в Будапешт. Интересно, заметили ли, что он ушел со своего приема? Вероятно, все решат, что он исчез с какой-нибудь женщиной и снова появится через несколько часов. Но Луис Ву ушел один, убегая от настигающей полуночи, от нового дня. Двадцати четырех часов было решительно мало, чтобы отметить двухсотый день рождения. Они справятся и без него. Друзья Луиса сами о себе позаботятся. В этом смысле его принципы были непоколебимы. В Будапеште ждало вино, танцы, местные жители, принявшие его за богатого туриста, и туристы, решившие, что он богатый туземец. Он танцевал, пил вино и исчез перед полуночью. В Мюнхене он вышел на прогулку. Воздух был теплый и чистый, от этого в голове немного прояснилось. Он бодро шел по ярко освещенным движущимся тротуарам, добавляя к их десятимильной скорости скорость своего марша. Неожиданно мелькнула мысль, что в любом месте на Земле есть тротуары, и все они движутся со скоростью десяти миль в час. Эта мысль была невыносима – не нова, а просто невыносима. Насколько же похож Бейрут на Мюнхен, на Решт… и на Сан-Франциско… и на Топику, Лондон, Амстердам… В магазинах, мимо которых двигались тротуары, везде можно было получить одно и то же. Все люди, мимо которых он ехал, выглядели одинаково и одинаково одевались. Не американцы, не немцы, не египтяне – просто люди. Это обезличивание вместо неисчерпаемой, казалось бы, оригинальности было заслугой действующих уже три с половиной столетия трансферных кабин, которые покрывали мир густой сетью. Расстояние между Москвой и Сиднеем сократилось до доли секунды и десятистаровой монеты. За прошедшие столетия города так перемешались между собой, что их названия стали всего лишь реликтами далекого прошлого. Сан-Франциско и Сан-Диего стали северным и южным концами одного огромного, вытянутого вдоль побережья города. Однако много ли людей знало, где кончается один и начинается другой? Почти никто. Такие пессимистические мысли мало подходили для двухсотого дня рождения. Но соединение и перемешивание городов было чем-то вполне реальным. Все это происходило на памяти Луиса. Национальные, временные и исторические иррациональности соединялись в одну большую, монотонную рациональность огромного Города. Кто сегодня говорит по-немецки, английски, французски или испански? Все пользуются интерволдом. Мода менялась разом по всему миру, единым конвульсивным чудовищным спазмом. Неужели пришло время уйти в очередной Отрыв? В одиночку, в маленьком корабле, в неизвестность… Пусть кожа, глаза и волосы обретут естественный цвет, а борода растет как и сколько ей влезет… – Глупости, – сказал сам себе Луис Ву. |
