Его мучил нестерпимый кашель, звучавший как икота из-за того, что его рот был залеплен пластырем, а потом он почувствовал, что его вот-вот вырвет, и он задохнется, но сдержаться он уже не мог.

– Ну где же, черт возьми, этот замок? – спросил Айзенменгер, но Елена снова погрузилась в сон, что теперь происходило с ней регулярно.

Он закричал лишь тогда, когда первый язык пламени лизнул и обжег его кожу. Он чуть не потерял голову от охватившего его ужаса. То, что последовало за этим, и вовсе превратило его в безумно корчащееся существо.

А потом машина взорвалась.

– Черт побери, – выругался Айзенменгер, когда взрыв глухо прогремел в зимнем сумеречном лесу. Он инстинктивно бросил взгляд на столб дыма, но вспышки пламени ему так и не удалось разглядеть.

Елена не просыпалась.

– Елена! Как хорошо, что ты приехала!

Тереза Хикман была искренне рада своей гостье, и Айзенмегер заметил, что Елена обнимает хозяйку с не меньшей радостью. Он подумал, что они поступили правильно, приехав в замок Вестерхэм отмечать Новый год.

– Я так рада снова оказаться здесь, Тереза, – промолвила Елена. – А это Джон, – поворачиваясь к Айзенменгеру, добавила она.

Айзенменгер улыбнулся и протянул руку.

– Здравствуйте, миссис Хикман. Мы очень благодарны вам за приглашение.

– Можете звать меня Терезой.

Айзенменгер кивнул и улыбнулся еще шире. Она любезна по необходимости, подумал он, и ему захотелось понять, что же ее гнетет.

– Это великолепно. Наверное, здорово жить в таком потрясающем месте. – И он указал на трехэтажный замок с округлыми башенками, снабженными амбразурами, возле которого они стояли.

Она улыбнулась и с довольно искренним видом передернула плечами.

– Это чудовищный китч восемнадцатого века, не более того. И его невероятно трудно содержать в чистоте.

«И тем не менее он вам нравится», – подумал Айзенменгер.

– Могу себе представить, – ответил он.

Впоследствии он клялся и божился, что не вкладывал в свое замечание никакого сарказма, и все же хозяйка его почему-то ощутила и бросила на Айзенменгера быстрый взгляд. Поэтому он решил, что лучше заняться багажом.

Затем она провела их через величественный зал, заставленный доспехами и мраморными бюстами. Здесь же находился рояль, а стены с шедшей поверху галереей были увешаны картинами. Высоко под потолком располагался ряд старых витражных окон, сквозь которые внутрь проникал тусклый вечерний свет. У дальней стены виднелись две лестницы, и, поднявшись по правой, они попали в длинный, узкий и извилистый коридор, миновав который оказались возле еще одной лестницы и по ней вышли на просторную площадку, куда выходила дверь их спальни.

Айзенменгер поставил сумки на кровать, и Тереза указала на прилегавшую к комнате ванную.

– Я вас оставлю, чтобы вы привели себя в порядок, а через полчаса жду вас к чаю. В гостиной, – добавила она, обращаясь к Елене. – Ты ведь помнишь, где она?

– Думаю, да, – улыбнулась Елена.

– Наверняка помнишь. – И Тереза вышла.

– Рада, что приехала? – спросил Айзенменгер, улыбаясь.

– Ты только посмотри, – ответила Елена, окидывая взглядом комнату и подходя к окну. – Разве можно не радоваться этому?

Их окна смотрели на юг, и из них открывался потрясающий вид.