Выскочив из группы танцоров, Асотль вмиг оказался рядом, выкрикнув, как того требовали традиции:

– Слава Тескатлипоке!

– Слава! Слава Шилонен! Богине молодого маиса – слава!

Они танцевали теперь друг против друга, исполняя ритуальный танец, захватывающе эротичный, неистово-дикий, волнующий…

– Хэк! Хэк! Хэк!

Волшебной змеей извивалась в танце Ситлаль. Вот подняла руки… О, как красива ее грудь… Как тонок стан… Как, наверное, шелковиста и нежна кожа!

А глаза? Сверкающие, как драгоценные камни… Вот уж поистине – Звездочка!

– Хэк!!! Слава Тескатлипоке!

О боги, да кто же так орет-то над самым ухом?

Асотль скосил глаза…

Ха! Шочи! Ишь как вертится, аж, бедняга, вспотел …И перед кем, интересно, выпендривается? Ага! Ясно, перед кем. Тескаль! Тоже красивое имя – Зеркальце. Ух ты, Шочи…

Танец кончился далеко за полночь. Потом до утра пели песни, точнее сказать, гимны – во славу богов. А потом…

А потом все вместе пошли гулять в сад кальмекака. Конечно же, под присмотром жрецов. Разноцветные светильники горели в саду, в черном высоком небе сияли луна и звезды. На террасе тихо пела флейта.

Сидя на траве перед скамейкой, Асотль держал в руке горячую ладонь Звездочки. И шепотом читал стихи. Свои, между прочим. Никому до сих пор не хвастался, что сочинял.

Ты отдаешь свое сердце всякой вещи

И ведешь его неизвестно куда:

Ты разрушаешь свое сердце.

На земле разве можешь ты за чем-то угнаться?

Глава 5

Провокации

Осень. Санкт-Петербург

Она заранее нейтрализовала все, что могло бы мне рассказать о ее прошлой жизни.

Франсуа Мориак. «Подросток былых времен»

«Порядок. Законность. Работа для всех и каждого» – предвыборный лозунг неплохо смотрелся под большим портретом г-на Перепелкина на фоне развевающегося российского триколора. Ушлый мужичок, ухватками похожий на конокрада, ловко прикрепил плакат на скрипучую дверь крайнего подъезда «хрущевки» и, обернувшись, подмигнул собравшимся избирателям:

– Ну что, поработаем? Наш депутат, товарищ Перепелкин, ставит!

Он кивнул на машину – пролетарскую «четверку» с призывно поднятой задней дверью: в багажнике стоял ящик водки и пакет с закусью, тоже вполне «пролетарской», памятной, так сказать, старшему поколению, – другие вообще на выборы ходили редко. Плавленые сырки, палка докторской колбаски, хлебушек, китайские маринованные огурчики – что еще надо-то?

Избиратели, собравшиеся во дворе в количестве аж целой дюжины, представляли собой зрелище не особенно презентабельное: трое пенсионерок с возмущенно-застывшими лицами – «Нам все всё должны» (в принципе, если говорить о государстве, то так оно и было), четверо, отдаленно напоминающих постперестроечную интеллигенцию, – зачуханных и грязных, и пятеро откровенных алкоголиков, вожделенно поглядывающих на дармовую выпивку.

– Меня зовут Петр Иваныч, фамилия – Иванов. – Взмахнув каким-то непонятным «мандатом», мужичонка наконец представился и, картинно показав на плакат, добавил: – Доверенное лицо кандидата в депутаты Геннадия Ивановича Перепелкина – округ у нас одномандатный, значит, за Геннадия Иваныча и голосуем. А сегодня, по его поручению, организуем здесь субботник по уборке двора.

Кто-то из «интеллигентов» равнодушно хлопнул в ладоши.

– Ну, друзья мои! – Иванов засуетился у машины. – Прежде чем поработать, неплохо и выпить – так сказать, согреться.

Пенсионерки от выпивки отказались, прочие же охотно и радостно чокнулись пластиковыми стаканами:

– Ну, чтобы все!

Выпив, по совету организатора действа оттащили в сторону валявшуюся прямо посреди дороги доску, после чего вновь выпили и принялись собирать разбросанные вокруг песочницы консервные банки, тоже, надо сказать, недолго – г-н Иванов вновь предложил выпить.