— Лучше некуда, — улыбнулась Галина. — С третьими родами болезнь не вернулась, хоть мы того шибко опасались. Наоборот, совсем молодой себя почувствовала.

— Да какие твои годы — тридцать пять или тридцать шесть? — Барбе усмехнулся, потёр ладонью коленку.

— Почти тридцать семь, мой милый. Старовата для бабули, которой меня вот-вот сделают. Хотя в России это самый расцвет зрелости. Послушай, ты чего, никак подагру подхватил? Полно, ты ведь всего на семь лет меня старше.

— Да ездишь постоянно от диоцеза к диоцезу, шпионишь, интригуешь, вот и не остаётся времени на самого себя, — Барбе распрямился, встряхнул кудрями. — Только это не подагра. Коленную чашечку повредил. Жеребец попался с характером.

И нарочито поморщился, исказив гримасой изящные черты.

— Ой, не придуривайся, — женщина покачала перед его глазами раскрытой ладонью. — Говорю же — пришла с миром. Домогаться до тебя не стану. Ты у своего брата Каринтия, я у тебя, сам Каринтий-Кьяртан у обоих. Три скрещённых шила в ж… То есть три шпаги, сложенные наподобие любовного треугольника.

— Так ты взыскуешь новой любви? — с хитрецой в глазах спросил генерал ордена.

— С чего взял-то? Хотя правильно. Взыскую. Тоскую. Ищу, во что адекватно облечь эти искания. Лучшие мастерицы Ромалина обещали мне подобрать такую дамскую причёску и униформу, чтобы и удобно было, и завлекательно для мужской плоти.

— Хорошо представляю результат сего усердия.

— Не смейся. Разве не ты говорил, что костюм юной Праматери возбуждает тайный уд куда меньше, чем с умом подобранные драпировки?

— Неужели и впрямь мои слова? Не может быть. Вот по поводу Праотца — ещё мог бы поверить. Мы, мужчины, в натуре выглядим неказисто. Но вряд ли я вообще присутствовал при этой беседе.

Оба помолчали, исподлобья поглядывая друг на друга, словно заговорщики.

— Так тебе не надобно рутенского снадобья? — Барбе, оборотясь, пошарил на столе среди бумаг, вытащил склянку. — Полный курс in occasio возвращения недуга. Одна пилюлька в сутки. Примешь?

— Только не сейчас. В смысле — вовнутрь, — говоря так, женщина уже сцепила пальцы на хрустальном горлышке. — А на каких условиях?

— Почему ты о них заговорила?

— Ничто не даётся бесплатно. Измена прежнему пути — тем более. Мне надоело воевать как муж, долей жены и матери я пресытилась и теперь хочу неизведанного.

— Тебе ведь нужен не один любовник…

— Разумеется, не менее полудюжины, до того изголодалась, — хмыкнула Галина.

— … но и наперсник. По-бывшему твоему чичисбей, — в одно время с ней говорил священник. — Искусный воин, приятный собеседник, слуга, которому в голову не придёт настаивать на каких-то мужских правах.

— Тётка или евнух, — с пренебрежением заметила Галина.

— Кровный брат моего Кьяра, — невозмутимо продолжил Барбе, — лучший наперсник короля. Теперь он повзрослел, а специфика его службы такова, что отшельнику он вовсе без надобности.

— Представляю, — фыркнула женщина.

— Ты его знаешь, видела мельком, — непреклонно продолжал Барбе. — Сынок Хельма и Стеллы Торригалей, Бьёрнстерн или, проще, Бьярни- Медвежонок.

— А, ну конечно. Битва при Ас-Сентегире. Мальчишка и зубоскал: пока меня из боя вытаскивал, то и дело на рутенский жаргон сбивался.

— Он уже вошёл в пору и стал куда как разумен.