— Похоже, ты права. Вот посмотри на меня: прямо-таки чувствую, как моё тело чем дальше, тем больше меня убивает. По мере того как наследники растут и оперяются. Так и позывает бросить всё на них и соединиться с отцом и его ба-фархами. Только подрастить бы стоило и Арманта, и Элинара.

— Дети — такая обуза. Главный риск успешного супружества. Наверное, стоит порадоваться, что у меня после Брана таковых не будет.

— А как свёкор к этому относится?

— Говорит, пускай. Приёмышей хватает. Ну и дочку можно будет замуж выдать, если хороша собой получится.

— Чью это дочку?

— Угадай с трёх раз. Сама не могу — чужая тайна.

Но намёк был уловлен и успел прорасти. «Грешит, небось, на Стеллу, — решила Галина. — Законной жене ведь оба пола рожать запретили, только разве такое помнят? А уж податливых крестьянок в окрестности Хольбурга и вовсе без счёта. И бережно опекаемых гулящих барышень».

Тут размышления прервались, потому что им прикатили столик, тяжело груженный серебряным кофейником с чашками и блюдцами, сахарницей, конфетницей, плоским блюдом с имбирными печеньями и горшочком с мёдом.

— Не пойму, в какой степени родства теперь наши оба дома, — продолжал король. — Когда то и дело брали на усыновление со стороны, возьми того же Лойто, а родные детишки воспитывались словно приёмные.

«Он понял. И не возражает. Надо будет ма Верону порадовать».

— Надо будет завтра с Барбе посоветоваться насчёт подмалёвки родословного древа, — говорил тем временем король.

— Он что, в Ромалине?

— Ненадолго приехал. Хочешь повидаться?

Барбе порывисто поднялся навстречу, ответил на поклон таким же точно реверансом:

— Ты прямо как верховный понтифик на картине Рафаэля или Веласкеса. То-то мой верный пёсик обтявкался со страху.

Оторвал щенка от её подола, сунул в корзинку вместе с утешительным призом в виде набитого соломой мяча.

— Чудесно выглядишь. Довольной и успешной.

— Как ни парадоксально, ты угадал.

— И прежняя болезнь тебе не грозит — хоть отнимай тот флакончик с таблетками. Ты их пила?

— Надобности не было. Рейн, правда, покопался в составе. Хвалит как отличное снадобье от мужского бессилия.

— Они тебя учат разбираться в травах? — спросил он деловито. — Королева Эстрелья ведь была более всего медиком. И разыскивать точки для местного обезболивания, и создавать тактильные иллюзии.

— Насчёт иллюзий ты и сам мастер, Барбе.

Галина потянулась со своего места, тронула пальцем складочки по углам губ:

— Это ведь не морщинки, как я было решила, а шрамы.

— Да, я рот от крика порвал, когда ты рожала моего мальчишку, — ответил он серьёзно. — Пришлось наложить швы. Надеюсь, больше такое не повторится. Как, ретив твой благоверный?

— Грех жаловаться. Что ночью, что днём. Былую меланхолию как рукой сняло. На дело просится — хоть, по правде говоря, меня саму года через два-три только и допустят. При любом раскладе. Там ведь ещё и психологом надо быть. Мыслезнатцем. Выдумать себе облик для пациентов — вот папаша Рейн себе просторечие выдумал, а сам книг поболее меня прочёл, также и рутенских.