«Зато теперь меня буквально силком впихнули в это креслице, — недовольно размышлял юный король. — С тем утешением, что действительно серьёзные дела будут проходить не через меня, а через совет властных «королевских женщин», против которого и бунтовала Зигрид. То бишь через мать Кьяртана и мою бабку Мари Марион Эстрелью, бабку самого Кьярта по отцу Библис-Безымянную и жену Тора Стеллу, полностью Стелламарис ван Торстенгаль. При отсутствии одной из персон в качестве варианта выступает четвёртая властная дама — дочь Библис по имени Бельгарда, аббатиса Монмустьерская. Тоже ведь спасибо за всё хорошее. Пока распутаешь, кто кому из них кем приходится, полцарствования пройдёт».

Его грустные мысли развеял гвардеец, он же стражник, он же придверный лакей, что достался по наследству от отца:

— В соответствии с указаниями вашего молодого величества Фрейр-Юлиана, их светлости Арминаль де Шарменуаз и Сентемир де Октомбер доставлены и ждут в кордегардии, — доложил он.

«Хм, поскольку они маркизы, способней именовать их просто милордами, — подумал сам Фрейр-Юлиан. — В качестве сниженной альтернативы. Но поелику на титул претендуют весьма и весьма милые особы — так и быть, поддержим планку повыше. Нет, вот ведь какой чепухой приходится забивать голову».

— В какую кордегардию помещены эти светлости? Караулку или между дверьми, где кушетка для ночной смены?

— В караулке они, ваша величавость. Тамбур всё-таки не место для неблагонадёжных арестантов.

— Откуда ты взял, Торкель, что они арестованы, — проворчал Юлиан. — По-моему, я вполне учтиво их пригласил. Через охраняемого гонца, а не этой… скоростной голубиной почтой. Письмом на казённом бланке с гербами. Маются теперь среди грубой солдатни и против короля грешат словесно. Хотя и верно: малая прихожая — место интимное.

«Ну, дело у меня к этим благородным готийцам тоже весьма интимного свойства, — подумал король. — И хорошо, что двери двойные с прослойкой, а стража, помимо вот этого типуса, является строго по звонку».

— Что стал навытяжку? — сказал куда громче. — Прикажи вести. И с надлежащим почтением, зараза! С расшаркиваниями или как там в вашей плебейской среде принято!

Пока Торкель управлялся с поручением, сам король размышлял, с чего всё, собственно, заварилось. К делам коронационным и инаугурационным в Вертдоме подходили обстоятельно и с неким даже сладострастием: поговаривали, что короля-Медведя, прадеда самого Фрейра-Юлиана, понуждали вынимать из камня раскалённый клинок, чтобы подтвердить чистоту кровей. Юльку только мурыжили до потери пульса: заставляли принимать регалии из рук новообретённого папаши, приводили к целованию и присяге, водили по главным церквям всех имеющихся в Ромалине религий, заново перевенчивали с крошкой Фре и узаконивали непонятного младенчика по имени Элинор или Илинар, плод раздора, который родился у неё от Фрейра-вертдомца, но отчего-то сильно смахивал на морянское чадо. И до кучи подкрутили к семье резервного мальчишку Арманта, сводного братца Эли.

Сам папа Кьярт, по совместительству брат-послушник Каринтий, от большей части церемоний самоустранился — сидел у ложа своего непосредственного спасителя и сводного брата Барбе Дарвильи МакБрендана. Когда же мессер Барбе оправился настолько, что смог быть представлен перед королевские очи, то сразу выдвинул несколько дельных предложений. Во-первых, расширить его родное езуитское подворье в самом Ромалине, в готийской Лутении и прочих больших городах.