– Братья! Теперь я могу смело называть вас так, потому что братья познаются в служе-нии Господу, а вы верно служите ему. Ни один из вас, как я заметил, не пожаловался мне на тяготы службы или какие-то другие проблемы. Это говорит о том, что вы приняли Господа сердцем, ибо сказано: "Я могу всё превозмочь через Того, Кто даёт мне силу". Однако в сле-пом служении мало проку; кроме сердца должны быть открыты и ваши глаза. Поэтому с зав-трашнего дня вы начнёте осваивать науку служения Господу. Это однако будет не наука возне-сения молитв, и не наука богословия – пусть этим занимаются церковники. Наша наука – быть мечом Господа; мечом, карающим нечестивцев и отступников, дабы приблизилось Царст-вие Небесное на Земле. Брат Василий, – жест в сторону широко ухмыляющегося педагога-тренера, будет преподавать вам науку владения оружием. Вы изучите как традиционные, так и современные виды вооружений, равно овладеете мечом и автоматом, фехтованием и стрельбой по движущимся мишеням. Времени у вас мало, поэтому курс подготовки будет очень и очень интенсивным. Но вы справитесь, ибо сказано: "Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов".

Наставник сделал паузу, чтобы все прониклись глубиной библейской цитаты, затем про-возгласил:

– А теперь помолимся, братья!

Наставнику, в отличие от брата Мефодия, псалтырь не требовался: Книгу он знал наи-зусть, и поэтому практически без перехода начал:

– "Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня; многие говорят душе моей: "нет ему спасения в Боге". Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою. Гласом моим взываю ко Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня. Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой! ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых. От Господа спасение. Над народом Твоим благословение Твоё…"

И мальчишки с восторгом подхватили молитву, потому что искренне верили Наставнику и слову божьему, и верили, что впереди, за всеми этими муками на плацу и полосе препятствий, их ждёт светлое почётное будущее, где они будут не просто "школьниками призывного возрас-та", а людьми значительными, умелыми, имеющими право распоряжаться чужой судьбой.

После вечерней молитвы Наставник уехал в город, а мальчишек ждала баня. До того они обходились холодным душем в санитарном блоке, но в этот раз брат Мефодий послал парочку ребят (ими оказались Володя и друг Димыч) из наряда в маленький домик, что стоял на отшибе лагеря у естественного спуска к реке, и велел всё в домике помыть, натопить печь, нарезать берёзовых веток для веников, вообще привести баню в соответствие. И сам лично проконтро-лировал.

Помещение парной было небольшим, поэтому мальчишки парились по очереди, группа-ми по шесть человек. Сорок на шесть не делится, поэтому последний заход сделали четверо из наряда, в том числе и сами умаявшиеся истопники. Присоединился к ним и брат Василий.

– Напотели-то! – зарокотал он с весёлым возмущением. – Сушить надо, мальчики! Надеюсь, никто не против?

Никто, естественно, не возразил, и "добрый" брат Василий выгнал раздетых послушников на свежий воздух. И впустил только, когда эти четверо успели уже посинеть.

– Ну давайте, давайте, мальчики мои, – приговаривал он, похлопывая ребят по голым холодным спинам.

Володе это внезапное дружелюбие брата Василия не понравилось даже больше его рас-чётливых издевательств: что-то было не так – в интонации, с которой он произносил: "Давай-те, мальчики мои", в этих вроде бы невинных жестах, во взгляде брата Василия, даже в его масляной улыбке. Тем не менее, Володя вместе со всеми вошёл в парилку и разместился на одной из полок.