|
Впрочем, я к этому уже привык, поэтому и согласен ехать… – Я не сказал, что отказываюсь категорически, – буркнул доктор. – Поймите, у меня практика, я должен вернуть кредит, столь любезно предоставленный лордом Вулси…. – Ах, вы о деньгах? – Джералд вздернул брови. – Оставьте, какая чепуха! Отдадите, когда сможете, помнится точные сроки мы не обговаривали. Немецкая пунктуальность и обязательность – замечательные качества, но только не в нынешних обстоятельствах. Будет очень жаль, если вы не сможете принять участие… – Я подумаю, – Шпилер не удержался и чуть поморщился. – Очень поздно, мы все устали и выпили слишком много виски, давайте отложим разговор на завтра? Спешка сейчас неуместна. – Прекрасно, – кивнул лорд. – Завтра так завтра. Надеюсь, все помнят, где расположены комнаты? Плохо знакомые с планировкой замка гости могут заблудиться, такое случалось… * * * – Они говорят как каком угодно языке, только не на английском, – пожаловалась Ева. – Джералд, что это за диалект? Открытая пролетка накрепко застряла на углу Хаттон-Гарден и Дэйл-стрит, в полусотне ярдов впереди перевернулся огромный фургон с сеном, зацепивший бортом электрический трамвай. Движение по перекрестку не могли восстановить уже четверть часа, несмотря на усилия полиции и добровольных помощников. На тротуарах сгрудились зеваки, пускай зрелище и не было столь захватывающим, как, например, пожар или авария парового катера на реке Мерси. От толпы ощутимо тянуло ароматами чеснока, въевшегося в одежду угольного дыма и перегоревшего дешевого джина. Даже здесь, почти в самом центре Ливерпуля, прилично одетых джентльменов и дам было сравнительно мало, почти сплошь пролетариат в темных картузах и грубых брезентовых куртках, на фоне которых пальто и женские капоты мещан вкупе с твидовыми костюмами служащих несколько терялись. Люди, рассевшиеся на пружинных подушках дорогого экипажа с эмблемой отеля «Мальмезон», вызывали у пролетариев плохо скрываемое чувство неприязни, словно британское общество испокон веку не было разделено на четко разграниченные и практически изолированные друг от друга сословные группы и где a priori один человек не был равен другому. Отпускали комментарии, поглядывали нагло и изредка сплевывали сквозь зубы чем-то темным, наверное кошмарным жевательным табаком. Джералд Слоу, лорд Вулси, как и положено природному аристократу, не обращал на плебс и малейшего внимания – это ниже его достоинства. Однако на вопрос Евы ответил: – Ирландцы, мадемуазель. Ливерпуль – один из городов королевства, где после картофельного голода 1840 года осело множество беженцев из Ирландии. Разговаривают они на смеси гэльского и примитивного английского. Своеобразный пиджин-инглиш. – А разве гэльский язык не запрещен? – Поверьте, полиция не станет следить за тем, на каком именно диалекте общаются простолюдины. О, наконец-то фургон убрали… Опаздываем, но беспокоиться незачем, без нас судно не отправится. Это ведь не пассажирский рейс, от расписания мы не зависим. – Надеюсь, Тимоти и Робер уже на месте. – Поезд из Дувра должен был прибыть два часа назад… К пролетке подошел высокорослый констебль с пронзительно рыжими бакенбардами (и здесь несомненная ирландская кровь!), внимательно оглядел седоков, осведомился о месте назначения. – …Александра-док? Тогда я бы посоветовал вернуться на Хаттон-Гарден, чтобы не создавать толчеи на улице и через Кингс-роуд сразу на Дерби-роуд, идущую вдоль берега реки на север, к докам. Это кратчайший маршрут. Разрешите пожелать вам доброго пути, джентльмены, и вам, уважаемая леди… – Английский полисмен, – ничего не выражающим голосом сказал Джералд, провожая взглядом вежливого сержанта в куполообразном шлеме. |
