Он осторожно стянул скафандр с груди и наполовину прикрыл глаза, когда увидел, насколько его кожа изменила цвет. На руках горели свежие царапины.
Потом он снова открыл глаза, изучая изменения уже более спокойно, медленно стягивая скафандр до лодыжек. Когда это было сделано, он сел на каменный пол, снял ботинки и принялся тщательно вылизывать свои раны.
Те места, которые он не мог достать языком и смочить слюной, обладающей антисептическими свойствами, придется смочить водой. Процесс был болезненный, но приносил облегчение. Там, где отмерший слой сходил, оказывалась розовая здоровая кожа.
Если бы Терри была с ним, он бы мог обойтись без воды совсем: она бы вылизала ему те части спины, до которых он не мог дотянуться. Тогда он был бы совсем здоров.
Но придется довольствоваться душем. Он знал, что вода будет щипать, но не подозревал, что она будет такой горячей. Взвыв, он выскочил из кабинки, поскользнулся и чуть не упал, но устоял, схватившись рукой за стену. От лившейся воды исходил пар.
Даже люди не могли бы выдержать такую температуру. Следовательно, где-то должен быть регулятор. Он нашел его и покрутил, пока вода не стала теплой.
В воде было растворено много солей и других веществ, и от них исходил неприятный запах.
Однако вымыться было необходимо. Чего бы он не отдал за яму с чистым песком с графитовыми краями, чтобы точить ногти и зубы!
Это просто вода, убеждал он себя. Подкрашенная немного, такая же, какая выпадала с неба на родине в древние времена после извержений вулканов и в раннюю индустриальную эпоху. Если бы химикалии в ней содержали свободные радикалы, вызывающие рак, даже отсталое человечество очистило бы от них воду.
Он решительно шагнул в душ, настроенный следовать очистительному ритуалу своих хозяев, несмотря на то что его кожа была слишком чувствительна.
Когда он достаточно успокоился, чтобы осмотреться, то увидел пучок пластиковых волокон, свисающих с регулятора. Волокнами можно было тереть кожу, как он понял. Конечно, это хуже, чем язык, но пучок был достаточно длинен, чтобы взять его за концы и перекинуть за спину. Вода щипалась не больно.
Он внезапно увидел Бредли, стоявшую в дверях. Она смотрела на него, и он не знал, как долго это продолжалось. Он повернулся к ней, ее лицо казалось бледнее, чем обычно, очевидно, из-за пара.
— Шеннон, — сказала она. Ее лицо внезапно покрылось краской. От этого Шеннону почему-то захотелось прикрыться, но он не знал почему. — Мы слышали, как ты вскрикнул. Я подумала… Если у тебя все хорошо, я буду в другой комнате…
— Бредли, остаться, хорошо. Вода слишком горячая была. Теперь лучше.
Она явно смотрела на его репродуктивные органы.
Он перестал тереть спину мочалкой и вытянул руку вперед.
— Видишь? — спросил он, слегка поворачиваясь, чтобы ей было лучше видно и она не чувствовала такого смущения. — Большого различия нет: мы тоже млекопитающие, смешанных браков нельзя, но попытки доставлять удовольствие… Бредли? Бредли, хочешь проверить? — крикнул он ей вслед, но она убежала.
Ее реакция была странной: страх, смущение и еще что-то, чему он не знал названия. Она же была ученой, разве нет? Участвовала в межпланетной контактной комиссии. Странно.
Он посмотрел вниз, на себя. Его тело было пятнистым от чередования новой и старой кожи и от синяков, но ничего особенно страшного. Почему же она испугалась?
Он вышел из душа в заполненную паром комнату и подошел к двери, чтобы сказать:
— Бредли, Шеннон знает, совокупилась с Маклеодом. Поздравления нельзя?
Потом он понял, что она — или Маклеод — кто-то из них забрал скафандр, пока он был в душе. Он вышел в соседнюю комнату, которая оказалась пустой, потом пошел дальше, в следующую.
Там был его скафандр, его шлем и Маклеод, сидевший на кровати, почти такой же голый, как и он сам. |