Арестованных мишек-гамми и Вольдемара поместили в кутузку, потому что назвать тюрьмой это деревянное строение было нельзя. Собственно, вся каталажка состояла из двух отгороженных друг от друга глухой стеной камер и коридорчика, в котором за столом сидел осоловевший от безделья полицейский.

Вдоль боковых стен одной из камер в два яруса размещались нары. Таким образом, камера была рассчитана на четверых арестантов. Но в настоящее время в ней был один постоялец – заросший щетиной мужчина неопределенного возраста. На его лице застыло выражение напряженности и вместе с тем безнадежности.

Впрочем, оно тут же исчезло, едва полицейский, втолкнувший в камеру Вольдемара и мишек-гамми, закрыл дверь на ключ.

– Добро пожаловать, – приветствовал новоселов абориген. – Располагайтесь, выбирайте себе места по вкусу!

– Добрый день, – произнес Вольдемар, – я думаю, что мы здесь ненадолго. Нас арестовали по недоразумению.

– Конечно, конечно, не могут же ребенка арестовывать за преступление, разумеется, по недоразумению, – проговорил арестант.

Обессилевшие после бессонной ночи и утренних приключений компаньоны рухнули на нары и моментально заснули. Проснулись они от шепота:

– Вставайте, вставайте! Вы слышите? Они идут!

Бормотал арестант. И действительно, в коридоре послышались шаги – тяжелые и угрожающие. Лицо арестанта снова приобрело напряженно-безнадежное выражение, которое удивило Вольдемара при первом знакомстве.

Полицейские внимательно рассматривали присутствующих, выбирая жертву. Тот, на ком задерживался их тяжелый взгляд, стремился сжаться в комочек, стать незаметнее. Полицейские это чувствовали и не торопились с выбором, растягивая удовольствие. Ожидание становилось невыносимым.

Наконец они приняли решение:

– Ты! – полицейский ткнул пальцем в Вольдемара. – Забирай свои вещи...

 «Слава Богу, что они выбрали не меня, – подумал Ворчун. – Все-таки отец Доминик прав.»

– Ведь именно ты позвонил в полицию? Сейчас мы тебе зададим жару. Будешь знать, как проказничать!

– Господа полицейские! Вы не имеете права трогать ребенка! – попытался было протестовать Ворчун, но его никто не слушал.

Вольдемара втолкнули в отдельную камеру, а вслед бросили сумку. Хорошо, что его никто не видел, так как на парня было страшно смотреть. Нет, боль от обыкновенных розог он вытерпел мужественно, но лицо его выражало бесконечное страдание от унижения. Когда тебе четырнадцатый год и тебя воспитывают при помощи розог, что может быть унизительнее?

Вдобавок этот чертов сержант надрал Вольдемару уши. Они покраснели и распухли. Чтобы хоть как-то усмирить боль, Вольдемар вспомнил о какой-то сиреневой мази, которая находилась в сумке. Парень извлек коробочку и, ковырнув пальцем толстый слой мази, нанес ее на правое и левое ухо.

Откуда ему было знать, что делать этого ему не следовало, потому что мазь-то была волшебной. Вначале Вольдемар почувствовал сильное жжение, а затем убедился, что уши увеличились настолько, что стали доставать до плеч.

«Неужели они у меня так распухли?! – подумал мальчик. – Ведь я стал похож на самого настоящего Чебурашку!»

Однако уши совершенно перестали болеть, и тогда воодушевленный успехом Вольдемар весь натерся волшебной мазью.

Вначале шерстью покрылись руки, затем ноги, спина, живот, и Вольдемар почувствовал, что он превратился в настоящего медведя.

Испугавшись, мальчик решил выпить жидкость, которая находилась в бутылочке. Он думал, что выпитая жидкость снимет действие волшебной мази, но вместо этого он почувствовал неожиданный прилив сил. Вольдемару захотелось прыгать, ломать, крушить все, что находилось в камере.