Я присел на стул в последнем ряду — с легким ощущением, что пришел подглядывать через замочную скважину.

То, что меня допустили на это собрание, не более чем вежливый жест по отношению к «местным кадрам». Тут я никаких иллюзий не питал.

Мне надо лишь «отметиться» на встрече, посидеть-послушать — и домой. Поскольку я был приглашен только «для мебели», то я даже полицейскую форму не потрудился надеть, а нацепил джинсы и свитер. (Говоря по совести, я нарядился так свободно не только потому, что ощущал себя пятым колесом в телеге этого расследования, — я стеснялся дурацкой версальской полицейской формы: ржавого цвета сорочка, коричневые брюки в ржавую полоску и совершенно идиотская шляпа, как у лесных пожарных. Отец этой шляпой гордился. Я же считал ее самой дебильной приметой версальского копа — какой нормальный человек может испытывать уважение к полицейскому в подобном клоунском колпаке!)

Пришедшие неторопливо рассаживались. Керт явно изнывал от нетерпения: под кожей на скулах отчетливо играли желваки. Так и не дождавшись, пока все окончательно разместятся, он решительно прошел к пробковой доске и прикнопил к ней две фотографии: фас и профиль. Стандартные фотографии при аресте.

— Вот тип, которого мы ищем, — сказал Керт. — Харолд Брекстон.

Брекстон — афроамериканец, старше двадцати. Голова по сторонам выбрита, остальные волосы зачесаны назад и собраны на затылке в тугой короткий пучок. Больше напоминает тибетского монаха, чем чернокожую шпану в стиле «хип-хоп». Кожа гладкая и темная, как у тюленя.

— Совершенный подонок, ничего человеческого, — добавил Керт. — Мы обязаны найти и завалить этого зверя.

Аудитория приняла его слова без особого энтузиазма.

Ребятам из Мэна было противно, что заезжий чин собрался «учить их жизни». Даже массачусетской братии, и той не понравился его мелодраматический тон.

— У вас есть доказательства против этого Брекстона? — спросил кто-то из первых рядов. — Или прикажете принять ваши слова на веру?

Керт коротко осклабился.

— Есть доказательства.

Он вынул из своего портфеля пухлую папку, покопался в ней, выудил несколько фотографий и развесил их на пробковой доске.

Первая фотография — крупный снимок изуродованного лица Данцигера: правый глаз и лоб под лепешкой запекшейся крови.

— Жертва преступления, — объявил Керт. — Роберт Данцигер.

Остальные фотографии были похожи на первую: изуродованные лица с простреленным глазом.

— Винсент Марцано. Кэвин Эппс. Тео Харден. Кейт Бойс. Дэвид Хуанг, — комментировал Керт каждый из страшных снимков.

Все жертвы — молодые мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет. Марцано — белый. Хуанг — азиат. Остальные — негры.

— Все убиты выстрелом в глаз из оружия большого калибра, — сказал Керт. — Обычный «автограф» Брекстона. Этот Харолд Брекстон — вожак банды под названием «мишнская шайка». «Мишнская шайка» делает бешеные деньги на наркоте и готова защищать свой бизнес любой ценой. Все, кого вы видите на этих фотографиях, по той или иной причине мешали Брекстону. Одни сотрудничали с полицией. Другие пытались конкурировать с ним.

— Почему пуля в глаз?

— Это послание, которое все в Мишн-Флэтс отлично понимают. «Закрой глаза на то, что мы делаем!» — Керт ввинтил взгляд в того, кто минуту назад спросил его про доказательства. — Вот вам и доказательства.

— И Брекстона никогда не судили?

— Все кругом хранят гробовое молчание.