Содержание этой беседы было передано мисс Броди не полностью.

— Мы рассказали мисс Маккей, как вам нравится искусство, — тем не менее сообщила Сэнди в разговоре с мисс Броди.

— Это действительно так, — сказала мисс Броди, — но «нравится» — не то слово, искусство живописи — моя страсть.

— Я так и сказала, — заметила Сэнди.

Мисс Броди поглядела на нее, как будто хотела сказать то, что, кстати, уже говорила ей дважды, а именно: «Когда-нибудь, Сэнди, ты зайдешь слишком далеко».

— В сравнении с музыкой, — добавила Сэнди, моргая маленькими, поросячьими глазками.

В конце пасхальных каникул произошло событие, увенчавшее насыщенный эротикой год: к гулявшей в одиночестве Дженни пристал какой-то мужчина, весело демонстрировавший свои достоинства на берегу Уотер-оф-Лит. Он сказал ей:

— Иди сюда, посмотри, что у меня есть.

— Что? — спросила Дженни, подходя ближе и думая, что он подобрал выпавшего из гнезда птенца или нашел необычное растение. Поняв, что имелось в виду, она, целая и невредимая, но запыхавшись, прибежала домой, где ее окружили пришедшие в ужас заботливые родственники и настояли, чтобы она для успокоения обязательно выпила сладкого чаю. Поскольку о происшествии было сообщено в полицию, к ним домой в тот же день явилась необыкновенная женщина в полицейской форме, чтобы расспросить обо всем Дженни.

Все это настолько захватило девочек, что остаток каникул пролетел в одно мгновение, а разговоры о невероятных событиях продолжались целый летний семестр. Происшествие тотчас неблагоприятно отразилось на Сэнди, так как ей уже вот-вот должны были разрешить прогулки без сопровождения в уединенные уголки вроде того, где пристали к Дженни, а теперь о самостоятельных вылазках снова не могло быть и речи. Но это было лишь побочным результатом инцидента. Зато все остальное, связанное с ним, дало девочкам массу интересного. Обсуждение шло в двух направлениях: первое — сам мужчина и природа демонстрировавшегося им предмета, и второе — женщина из полиции.

Первый вопрос был исчерпан очень быстро.

— Отвратительный тип, — сказала Дженни.

— Мерзкое животное, — сказала Сэнди.

Вопрос о сотруднице полиции был неисчерпаем, и, хотя Сэнди никогда не видела ни ее, ни вообще женщин-полицейских (в те дни женщины только начинали работать в полиции), на летний семестр она совершенно забросила Алана Брека, мистера Рочестера и всех других литературных героев и влюбилась в допрашивавшую Дженни незнакомку из полиции. Своим интересом Сэнди поддерживала и угасавший энтузиазм Дженни.

— Как она выглядела? На ней был шлем?

— Нет, кепи. У нее были короткие светлые волосы, и из-под кепи выбивались локоны. И темно-синяя форма. Она мне сказала: «Ну а теперь расскажи все как было».

— А ты что сказала? — спросила Сэнди уже в четвертый раз. И уже в четвертый раз Дженни ответила:

— Ну, я ей сказала: «На берегу под деревьями гулял мужчина, и он держал что-то в руке. А потом, когда он меня увидел, он засмеялся и говорит: «Иди сюда, посмотри, что у меня есть». А когда я подошла поближе и увидела...» Но я же не могла ей сказать, что  я увидела, правда? Тогда она мне сказала: «Ты увидела какую-нибудь гадость?» Я сказала: «Да». Потом она спросила меня, как этот мужчина выглядел и...

Ее история каждый раз звучала одинаково, а Сэнди хотелось услышать новые подробности про сотрудницу полиции, и она искала какие-нибудь зацепки. Дженни, рассказывая, произнесла слово «гадость» как «гадось», что было для нее нехарактерно.