— Итак, ты упорствуешь в своем желании искупаться? — спросил он, глядя на голого компаньона. — Позволь глянуть на твою спину?

Он провел пальцами по бледно-синему шраму и спросил:

— Не беспокоит?

— Было чуток, этим утром. Но, с другой стороны, со времени, как мы вышли из Ла-Манша и до вчерашнего дня — ни разу. А плавание…, — Джек соскользнул за борт, погрузился глубоко в чистую синюю воду, окутанный шлейфом своих распущенных длинных соломенных волос, — …это лучшее средство от всех болячек! — продолжил он, вынырнув и отдуваясь.

— Господи, как освежает, хоть она и теплая, как парное молоко! Давай, Стивен, искупайся, пока можно! Завтра мы войдем в холодное северное течение, нас ждут зеленая вода и западные ветры. Получишь своих капских голубей и больших и малых альбатросов, но вот с купанием придется распрощаться до самого Мыса.

Глава 3

Даже в виду места назначения команда «Боадицеи» продолжала лихорадочную деятельность, последними мазками доводя ее внешний вид до совершенства. Сейчас эти действия были почти завершены, и фрегат шел ко входу в Фалс-Бэй. Ровный бриз надувал лиселя и нес дальше над волнами вонь свежей краски. Единственным посторонним пятном на ее безупречных черно-белых «шашечках Нельсона» был помост на носу, где помощники плотника усердно наносили кармин на губы, щеки и грудь пышной, хотя несколько вульгарной фигуры королевы бриттов.

Джек, уже в парадном мундире, стоял на квартердеке, опершись на поручни правого борта, за ним маячила фигура Фаркьюхара, а чуть дальше к носу канонир раздувал фитиль у медной девятифунтовки. Остальные орудия оставались принайтовленными, их ряды были выровнены не хуже гвардейцев на параде, надраенные казенники сияли.

Сеймур очередной раз показал себя добросовестным первым лейтенантом — смотреть на палубу было одно удовольствие: блестящие светлые доски, черные, свежепросмоленые швы, лопари тросов уложены виток к витку в такие аккуратные бухты, что, кажется, ни у кого не поднимется рука нарушить этот идеальный порядок. Медяшка надраена, ни пылинки от носа и до кормы, клетки с курами и оставшиеся свиньи спущены в трюм в компании с козлом, и при общем молчании слышно, как он сердито блеет, требуя давно им ожидаемых табачных листьев. Команда в молчании строилась на палубе в парадных бушлатах, с восторгом глядя на приближающийся берег. Уже можно было различить людей, людей, ходящих по сухой земле! Среди деревьев! Единственными звуками, нарушавшими тишину, кроме козлиного блеяния, были хриплые приказы штурмана с форкасла рулевому, уставные ответы рулевого, выкрики лотового у клюзов: «Отметка пятнадцать! Пятнадцать с половиной! Шестнадцать с половиной!» — и тихий голос Джека, показывающего достопримечательности на берегу своему гостю:

— Эта плоская скала здесь зовется Аркой Ноя, а дальше за ней Тюлений Остров, доктору там понравится. А ниже арки, там, где белая вода, это Римская Скала, мы сейчас пройдем между ними. Саймонстаун откроется с минуты на минуту. Мистер Ричардсон, прошу вас, посмотрите, если доктор закончил, позовите его на палубу. Будет жаль, если он упустит эту картину.

— Ну, а вот и мы, — продолжил он, оглядывая в трубу открывшуюся бухту. «Рэйсонейбл», видите? Двухпалубник. Дальше «Сириус». «Нереида» в глубине бухты — неплохая стоянка, и дальше шлюп, который я не могу распознать. Мистер Сеймур, что вы можете сказать о том шлюпе со снятыми стеньгами?

В этот момент на палубе появился Стивен. Щурясь на свету, он вытирал окровавленные руки о шерстяной ночной колпак и вид имел весьма непрезентабельный.

— А вот и доктор! — воскликнул Джек. — Закончили распиливать беднягу Френсиса? Как он там? Надеюсь, хорошо?

Френсис, до сего дня один из лучших марсовых, вызвался позолотить клотик грот-бом-брам-стеньги, не удержался и совершил впечатляющий полет с головокружительной высоты.