Тамара Львовна взглянула с сомнением.

– Мой брат очень много работает. После гибели жены и вовсе стал целыми днями пропадать в своем офисе. Я все понимала… человеку надо найти опору… Дети были на мне. Но время шло, а ничего не менялось. Понимаете? Детям нужна мать и нужен отец, а если матери нет, значит, отец просто обязан… – Она махнула рукой, точно досадуя. – Они живут рядом, но каждый сам по себе. А теперь брат еще и недоволен. Называет Егора лоботрясом и лодырем. А кто в этом виноват? После того как погибла Настя… брат сам не свой. Настя была его любимицей. Я‑то думала, теперь он приблизит Егора, но нет… Они замкнулись в себе, и каждый переживает Настенькину смерть в одиночестве. Несчастная семья, – заключила она, горестно качая головой.

– Что ваш брат думает по поводу этих несчастий?

– Брат? – переспросила Тамара Львовна. – Он со мной думами не делится. Он вообще по натуре человек замкнутый… Максимильян Эдмундович, найдите племянника, у меня дурное предчувствие. Все это неспроста…

– Давайте поговорим об этом, – кивнул Максимильян, перебивая даму с вежливой улыбкой. – Вы считаете, кто‑то сознательно вредит вашей семье?

– А что я еще должна считать? Я даже боюсь подумать, что Егор… Была большая дружная семья, и вдруг все погибают один за другим.

– Между смертями довольно приличный временной промежуток, – точно извиняясь, напомнил Максимильян. – Старшая дочь исчезает через год после смерти матери, младшая погибает спустя восемь лет.

– Есть сумасшедшие, которые готовы ждать годами, чтобы их замысел осуществился… – запальчиво произнесла Тамара Львовна, глаза ее наполнились слезами, она покачала головой и продолжила: – Думайте обо мне что хотите, старая баба помешалась от горя… может быть… но в совпадения я не верю. Особенно сейчас, когда Егор вдруг пропал. Через полгода после ужасной гибели Насти… Девочку бросили замерзать на дороге. Она не была изнасилована, ее раздели догола и оставили. Что это, если не чудовищная, изощренная месть?

– Месть кому? Вашему брату?

Вопрос вызвал затруднение, Тамара продолжала хмуриться, нервно разглаживая подол своего платья.

– У меня нет детей, и если… если я лишусь племянника, наш род перестанет существовать. Исчезнет с лица земли. Вы верите в проклятие? – вдруг спросила она.

Максимильян едва заметно улыбнулся:

– Скорее да, чем нет.

– Не хотите меня обидеть? Я вас понимаю… Но в совпадения я точно не верю, – повторила она.

– Давайте поговорим о людях, желающих зла вашей семье. Или о проклятии.

– Я не знаю, кто это может быть… Теща моего брата терпеть его не могла. Она, знаете, всех бизнесменов считала мерзавцами и жуликами. Совершенно спятившая баба, коммунистка.

– Ей положено быть атеисткой, – заметил Максимильян. – Вряд ли проклятия по ее части.

– Не скажите. То‑то эти атеисты кинулись в храмы, которые с таким остервенением разрушали. Почему бы и к колдунам не отправиться?

– Хорошо. Но проклинать собственных внуков…

– Мы понятия не имеем, какие силы приводим в движение. Она хотела навредить зятю, а в результате…

– Хорошо. С этой дамой можно встретиться?

– Она умерла еще до гибели дочери. На свадьбе не присутствовала и не видела никого из внуков. По‑вашему, это нормально? Извините, – покачала она головой, – вы и вправду решите, что я спятила от горя. Главное, найдите Егора.