Но она исчезла, и только эхо насмешливо подхватило:

– Вернись… вернись…

Они были так близко к священному городу, Фивам, что Таита приказал Мерену идти и после восхода солнца. Освещенный косыми солнечными лучами маленький караван спустился в углубление и по гладкой аллювиальной равнине направился к стенам города. Равнина была пустынна. Ни пятнышка зелени. Черная земля спеклась, как кирпич, и покрылась глубокими трещинами от неумолимого солнечного жара. Крестьяне бросили сгоревшие поля, и в их покинутых хижинах с балок крыш клочьями сыпалось покрытие из пальмовых листьев, небеленные стены разрушались. Кости коров, издохших от голода, усеивали поля, как заросли белых маргариток. По пустой земле бродили вихри, поднимая в безоблачное небо столбы пыли и сухих листьев дурры. Солнце било по высохшей почве, как боевой топор по медному щиту.

Люди и вьючные животные каравана казались в этой пустыне мелкими и ничтожными, точно детские игрушки. Они добрались до реки и невольно остановились, захваченные ужасным зрелищем. Деметер выбрался из паланкина и хромая присоединился к Таите и Мерену. В этом месте ширина реки достигала четырехсот ярдов. Обычно могучее течение Нила до краев заполняло русло; это был поток серой, мутной от ила воды, столь глубокий и мощный, что его поверхность постоянно покрывалась сверкающими водоворотами. Во время разлива сдержать воды Нила было невозможно. Они перехлестывали на берег и заливала поля. Ил и осадки, оставленные рекой, были так плодородны, что позволяли выращивать по три урожая за сезон.

Но разливов не случалось уже семь лет, и река представляла пугающую, страшную пародию на себя прежнюю. Она сузилась до цепочки мелких зловонных прудов, растянувшихся вдоль русла. Поверхность этих прудов бередили только судороги умирающей рыбы и неторопливое движение немногочисленных выживших крокодилов. Воду покрывала красная пена, похожая на запекшуюся кровь.

– Что заставляет реку кровоточить? – спросил Мерен. – Проклятие?

– Мне кажется, это цветут ядовитые водоросли, – сказал Таита, и Деметер подтвердил:

– Это действительно водоросли, но у меня нет сомнений: они не естественного происхождения; их наслало на Египет то же зло, что вызвало прекращение разливов.

Кроваво-красные пруды отделялись друга от друга полосками черной грязи, усеянными городским мусором, корнями, плавником, обломками брошенных речных судов и раздутыми трупами птиц и животных. Единственными живыми существами, часто встречавшимися на берегах прудов, были необычные приземистые создания, которые неуклюже ползали по грязи на перепончатых лапах. Они дрались друг с другом за туши, разрывали их и глотали куски гнилого мяса. Таита не мог определить, что это за существа, пока Мерен с глубоким отвращением не заметил:

– Их мне описывали караванщики. Гигантские жабы! – Он закашлялся и выплюнул комок, застрявший в горле. – Неужели нет конца несчастьям, обрушившимся на Египет?

Таита понял: его ввел в заблуждение размер этих существ. Они были огромны. В ширину почти как кустарниковые свиньи и высотой, когда поднимались на длинных лапах в полный рост, тоже со свинью.

– В грязи лежат и человеческие трупы! – воскликнул Мерен. Он указал на маленькое тело внизу под ними. – Мертвый ребенок!

– Кажется, жителей Фив охватило такое глубокое безразличие, что мертвых больше не хоронят, а выбрасывают их в реку. – Деметер печально покачал головой.

У них на глазах одна из гигантских жаб схватила руку ребенка и несколькими энергичными движениями головы вырвала ее из плечевого сустава. Рука упала, но жаба подхватила ее и сожрала.

Это вызвало общее отвращение. Путники вновь сели верхом и по берегу реки поехали к городским воротам.